Спариться с бывшей
Шрифт:
Мама вздыхает, отводя от меня взгляд.
— Это разочаровывает. Особенно после того, как она узнала, что ты женат.
В последний раз, когда она начинала этот разговор на подобной ноте, я был готов зарычать при малейшей провокации. Сегодня вечером я просто побежден. У меня нет сил отвечать каким-либо гневом.
— Я уже много лет в разводе, мама. Она это знает.
Дианна смотрит на меня, ее взгляд внезапно становится намного более резким, чем раньше.
Я не могу удержаться от усмешки, закатывая глаза. С ее точки зрения, я ничего не могу сделать правильно.
— Но твое кольцо…
— Да, и я храню и ее тоже. Я всегда ношу свои сожаления при себе.
Оно пролежало в моем бумажнике достаточно долго, чтобы отпечататься на коже.
Я даже не могу встретиться с ней взглядом. Я оглядываю вестибюль перед входом в пивоварню, замечаю, как изменилась мебель с тех пор, как я был здесь в последний раз, и падаю на стул у стены, не имея сил больше ни на что. Необходимость полностью перекинуться все еще вызывает у меня отвращение, как будто мой волк пытается вырваться из моего горла.
Я действительно дичаю. Интересно, чувствовала ли то же самое моя тетя Даниэль. Жаль, что я не могу спросить ее. С другой стороны, меня, вероятно, не существовало бы, если бы она была жива.
Я сгибаюсь пополам, почти мгновенно прижимаясь к коленям, сглатываю, сцепляю руки за головой, делаю несколько неглубоких вдохов.
— Она бросила меня. Вся моя хрень ранила ее, и то, что у нас было, не стоило той боли, которую я ей причинил. Жаль, что я не смог увидеть это, когда было нужно. В конце концов, ты была права.
Даже признав это, я все еще не готов услышать, я же тебе говорила.
Я ожидаю, что моя мама расскажет о святости стаи, но лекций, которые я мог бы повторить во сне, так и не последовало.
На долгие мгновения воцаряется абсолютная тишина, и я слышу только скрип своих костей, трущихся друг о друга. Каблуки моей матери стучат по кафельному полу, когда она подходит к скамейке. Та скрипит, когда садятся рядом со мной.
— О, мой малыш. Мне жаль.
Она перебирает мои волосы длинными ногтями. Ее локоть упирается мне в спину, когда она продолжает движение, и я обнаруживаю, что наклоняюсь к ней.
Я закрываю глаза, слишком израненный, чтобы найти в этом исцеление. Если я дичаю, пребывание со своей стаей должно обезопасить меня, даже если мне этого не хочется.
— Не говори так. Ты думаешь, я делаю глупый выбор.
— Шон. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу для тебя самого лучшего. Чтобы все мои дети были в безопасности, и чтобы мир никогда не заставлял вас проходить через то, что я видела, — она вздыхает, когда я нахожу в себе силы еще немного приподняться и повернуться, чтобы посмотреть на нее. Морщинки вокруг глаз углубляются, взгляд становится немного стеклянным. — Но с тех пор, как ты вернулся, я вижу призрака каждый раз, когда смотрю на тебя.
— Даниэль, — я выдыхаю. От меня не ускользнуло, что я больше похож на свою тетю, чем на кого-либо еще в семье.
Моя мать качает головой.
— Мой маленький мальчик.
Я
— Иногда я задаюсь вопросом, не слишком ли многого я хотела для тебя. Я оказала на тебя слишком большое давление и оттолкнула.
Возможно, это наш первый спокойный, непринужденный разговор с тех пор, как я здесь. Это дом, в который я не ступал много лет.
Я сглатываю, осознавая, что так давно не чувствовал, что у меня есть мама. Горло сжимается, когда эмоции переполняют грудь.
Выражение ее лица становится мягким, когда она говорит:
— Я сомневаюсь, что ты мне поверишь, но я горжусь тобой во многих отношениях. Ты выбрался в этот мир один, и это привело меня в ужас.
Эти слова не доходят до меня так, как я думал.
— Как ты можешь гордиться мной, когда я не сделал того же выбора, что Логан?
— Вы разные люди. Я горжусь им за то, что он взялся за семейный бизнес и наладил связи так, как я не была готова учить его после смерти отца.
— Он просто делает то, что, по его мнению, хотел бы от него папа.
Уголки ее рта подергиваются в улыбке.
— Он внизу. Думаю, он нас слышит.
— Прелестно. Тогда я пойду и наговорю дерьма ему в лицо, — ворчу я, заставляя себя встать. Ночь становится темнее, и я должен вспомнить, зачем я вообще сюда пришел.
Ее руки сжимаются на коленях, когда она смотрит на меня, ее брови озабоченно хмурятся.
— Ты выглядишь неважно. Что-то случилось?
На мгновение я подумываю о том, чтобы рассказать ей все. Я думаю обо всех тех случаях, когда я хотел, чтобы она была рядом со мной, обнимала меня и говорила, что все будет хорошо. Все время я слишком боялся разочаровать ее, чтобы признаться в своих недостатках.
Я слегка качаю головой.
— Нет.
Каменные ступени, ведущие в подвал пивоварни, кажутся мне слишком знакомыми, когда я спускаюсь и обнаруживаю, что там уже горит тусклый свет.
Мы пользовались подвалом только в ночи полнолуния, когда наше проклятие проявлялось сильнее всего. Комнаты расположены далеко друг от друга, в каждой есть тяжелая раздвижная дверь с замком, для открытия которого требуются противопоставленные большие пальцы.
Это было необходимо в старших классах, когда моего волка было особенно трудно контролировать. Когда я поступил в колледж в другом штате, возникла необходимость придумать что-то еще — напитки с добавлением аконита.
В конце концов, я освоился с этим, хотя и ненадолго. Я мог быть уверен, что мой волк будет бегать по холмам в безлюдных лесах, может быть, выслеживать оленя. Я обнаружил, что инстинктивно буду держаться подальше от людей. Когда я вернулся, то больше не мог смириться с мыслью провести ночь здесь. Это была первая из многих ссор с моей семьей.
Что-то в подвалах слишком сильно напоминает мне церковь. Может быть, каменные стены и полы, напоминающие собор. Не своим великолепием, а холодом, дискомфортом. Довольно сложно хранить мебель в подвальных комнатах, учитывая, что каждое полнолуние она разбивается вдребезги.