Спартак
Шрифт:
– Непобедимому Геркулесу подношу я эти ничтожные вещи, а завтра принесу еще десять талантов... Непобедимому Геркулесу, - и она сильно подчеркнула последние два слова, - для того, чтобы ты помог мне осуществить мою месть.
– Клянусь Кастором и Поллуксом!
– воскликнул жрец.
– Раз она справедлива.., конечно, надо, чтобы я тебе помог! Клянусь скипетром Прозерпины!
– Ты должен спрятать здесь завтра ночью двух храбрых и верных воинов.
– Здесь?.. В храме?.. Осквернить священное место божественного Геркулеса?..
– сказал, отступив на два шага, жрец.
– Но ведь ты только что обещал помочь мне в моей мести, - сказала Эвтибида.
– Ну, я.., не могу допустить, чтобы та.., чтобы Мирца.., была убита.., когда придет в храм моего бога... Ведь не в этом призвание жреца... Если бы дело шло о том, чтобы захватить ее как пленницу.., и отдать ее тебе...
Зеленые сверкающие глаза Эвтибиды вспыхнули мрачным блеском, загадочная улыбка появилась на ее губах.
– Да, да!
– закричала она.
– Пленницей.., в моих руках... Так как я.., я сама хочу убить ее, если Спартак не придет отдать мне себя взамен сестры!
– Что ты сделаешь с ней.., я не хочу знать... Я только хочу знать, что моя рука не принимает участия в кровавом преступлении.., что я не участвую в убийстве, - сказал лицемерно жрец.
– Я покажу твоим верным воинам место где они должны будут спрятаться.., совсем недалеко отсюда.., у самой дороги.., в роще, которая будто нарочно для этого создана!
– Не сможет ли она убежать оттуда?
– Но раз я Тебе говорю, что роща будто "нарочно посажена, чтобы поймать дроздов в ловушку...
– Ну, хорошо.., пусть будет так, как ты хочешь... И пусть успокоится твоя совесть, - сказала с тонкой иронией девушка и тут же добавила:
– Мне пришла в голову прекрасная мысль.
– А именно?
– Чтобы ты, не сообщая об этом своим двум товарищам-жрецам, со мною вместе сошел в долину и сел за стол.., за роскошный стол.., которым я в твоем лице хочу почтить не только жреца Геркулеса Оливария, но и честного человека и настоящего гражданина.
– Клянусь богами!
– воскликнул жрец, притворяясь негодующим.
– Ты, значит, не доверяешь мне?
– Нет, я не тебе не доверяю.., а угрызениям нечистой совести.
– Но я не знаю, следует ли...
– Нужно ли тебе идти со мной?!. Да. Мне необходимо, чтобы ты помог мне принести сюда пятнадцать условленных талантов... Кажется, я раньше сказала десять?
– Пятнадцать, пятнадцать ты сказала!
– поспешно подхватил жрец.
– Во всяком случае, если я даже сказала десять.., то это была ошибка.., так как я ради моей мести приношу богу пятнадцать талантов! Так пойдем вместе, честный Стендидий, ты будешь доволен сегодняшним днем!
Жрец спрятал в укромном месте шлем и меч Эвтибиды и пошел с ней в лагерь римлян.
Марк Красе теперь слишком доверял гречанке, чтобы не позволять ей совершенно свободно уходить и приходить в лагерь,
В лагере Эвтибида устроила Стендидию роскошный пир, и тот утопил в восьми или десяти чашах превосходного вина горе, причиненное ему недоверием куртизанки.
Тем временем последняя позвала к себе своего верного Ксенократа и переговорила с ним о чем-то вполголоса.
Около полуночи Эвтибида, надев на голову стальной шлем и перекинув через правое плечо ремень, на котором висел небольшой острый меч, вышла из лагеря в сопровождении жреца, который не особенно твердо держался на ногах, так как был сильно пьян.
В нескольких шагах позади Эвтибиды и Аия Стендидия следовали в полном вооружении два раба-каппадокийца, принадлежавшие Марку Лицинию Крассу.
Пока они двигаются по направлению к храму Геркулеса Оливария, заглянем на время в Темезу, где Спартак уже три дня как заготовил многочисленную флотилию. Он ждал темной ночи, чтобы перевезти пятнадцать тысяч гладиаторов, так как множество собранных судов не могло поднять большего числа людей.
Как только зашло солнце, которое весь день было скрыто за серыми и черными тучами, все сгущавшимися на небе, Спартак велел трем легионам, стоявшим лагерем на берегу, тихо собрать палатки и спуститься на суда; затем, дав Гранику все необходимые инструкции, он, едва настал час первого факела, приказал отплыть.
Гладиаторская флотилия, взяв курс в открытое море, в глубокой тишине вышла из Темезы.
Однако ветер - сильный сирокко - дул с берегов Африки и, несмотря на геркулесовские усилия мореплавателей, не позволял им взять курс на Сицилию.
Бешено работая веслами, гладиаторы продвинулись на несколько миль вперед, но после часа пения петухов, так как море стало еще более бурным, Граник пристал к берегу и велел пятнадцати тысячам восставших спуститься на пустынный берег близ Никотеры. Оттуда он немедленно повел их в горы и послал к Спартаку легкое суденышко с центурионом я десятью солдатами для сообщения о случившемся.
Между тем оба каппадокийца, подойдя к храму Геркулеса Оливария с жрецом и Эвтибидой, были оставлены в дубовой роще, находившейся у края дороги, ведущей из города в храм. На небольшом расстоянии от этой рощи стояла вилла, в которой помещался аванпост гладиаторов. Оба каппадокийца слышали по временам, когда в их сторону неслись порывы бешено дувшего ветра, шум шагов и тихий разговор.
– Значит, Эрцидан, нужно сделать все, - говорил шепотом на родном языке один из рабов другому, - чтобы взять эту молодую амазонку живьем.
– Сделаем, Аскубари, - ответил Эрцидан, - если только сумеем...
– Я это тоже говорил.., если сумеем.
– Потому что, сказать откровенно, когда я увижу, что она собирается защищаться мечом или кинжалом, я убью ее двумя ударами; тем более, что если мы слышим отсюда тихий шепот гладиаторов, то они, наверно, услышат крик, который поднимет эта плакса.