Спартак
Шрифт:
Читая письмо, Спартак плакал. Слезы, ручьями струившиеся по его лицу, падали на папирус и сливались со слезами, которые пролила Валерия. Кончив читать, он поднес письмо к губам и стал покрывать его бессчетными поцелуями. Затем руки его опустились, и сжав их, он долго стоял, опустив в землю глаза, полные слез, погруженный в нежные и грустные думы.
Кто знает, где в это время были его мысли?.. Кто знает, какие нежные призраки стояли перед его глазами?... Кто знает, каким милым видением в этот момент он упивался?..
Внезапно придя в себя, он вытер глаза, снова поцеловал папирус и, сложив
Четверть часа спустя, переговорив предварительно с Граником, он выехал галопом из лагеря во главе трехсот кавалеристов.
Через несколько минут после отъезда Спартака вернулась в его палатку Мирца в сопровождении Арторикса.
Юноша умолял и заклинал девушку открыть ему причину, мешающую ей стать его женой.
– Но я не могу, я не могу больше жить так! Поверь мне, Мирца, - сказал галл, - что в этой любви, в этой страсти нет больше ничего человеческого: она стала огромной, стала властительницей всех моих чувств, госпожой моей души. Если я узнаю, кто оспаривает тебя у меня, кто запрещает тебе быть со мной, может быть.., кто знает?., придется мне убедиться в этой непреодолимой необходимости, и я соглашусь признать эту невозможность и покорюсь неумолимости моей судьбы. Но зная, что я любим тобою я не могу добровольно отказаться от блаженства, покориться и молчать.
Бедная Мирца, потрясенная его словами, была охвачена чувством невыразимой печали.
– Арторикс, - сказала она голосом, сдавленным рыданиями, - Арторикс, я умоляю тебя именем твоих богов, я тебя заклинаю твоей любовью к Спартаку, не настаивай больше, не требуй от меня ничего! Если бы ты понимал муки, которые причиняешь мне, если бы ты мог видеть страдания, которые вызываешь во мне, поверь, Арторикс, ты бы не спрашивал больше.
– Ну, так выслушай меня, Мирца, - сказал галл, потеряв от страсти самообладание.
– Я не в силах жить долее в атом состоянии безнадежности. Если ты мне не откроешь эту тайну, я готов умереть, так как не могу, не в силах терпеть такую страшную пытку! И пусть поразит в этот момент Спартака своими молниями всемогущая Тарана, если я не убью себя здесь, на твоих глазах!
Арторикс выхватил из-за пояса кинжал и поднял клинок, готовясь поразить себя в сердце.
– Ах, нет... Ради всевышних богов!
– воскликнула Мирца, с мольбой протягивая руки к Арториксу.
– Нет!., не убивай себя!.. Пуст" лучше я опозорю себя.., перед тобой.., пусть лучше я.., потеряю твое уважение, чем увижу тебя мертвым... Арторикс.., я не могу быть твоей, потому что я не достойна тебя...
Она разразилась слезами и, закрывая лицо руками, продолжала, прерывая слова рыданиями:
– Рабыня.., под кнутом хозяина.., сводника.., под пыткой раскаленными розгами я стала продажной женщиной.
Она остановилась на мгновение, потом едва слышным голосом прибавила.
– Я была.., куртизанкой!
И снова разразилась горьким плачем, наклонив голову и закрыл руками лицо.
Глаза Арторикса засверкали неудержимым гневом. Подняв к небу руку, вооруженную кинжалом, он крикнул громовым голосом:
– О, да будут прокляты эти бесчестные торговцы человеческим
Да будет проклята людская жестокость!
Потом, бросившись к ногам Мирцы, схватил ее руки и покрывая их поцелуями, он с искренним выражением любви воскликнул;
– О, не плачь.., моя любимая.., не плачь! Что же? Разве ты менее чиста из-за этого? Менее прекрасна в моих глазах, невинная жертва варварства римлян? Они могли совершить насилие над твоим телом, они не могли осквернить чистоты твоей души!
– О, дай, дай мне спрятаться от себя самой!
– сказала девушка, отнимая руки и снова закрывая ими лицо.
– Дай мне уйти от своего взора, который я не могу больше выносить...
– и, быстро отойдя в глубь палатки, она бессильно упала на руки Цетул.
Арторикс стоял некоторое время, устремив ей вслед взгляд, полный любви, потом вышел из палатки, испустив вздох удовлетворения: препятствие, которое Мирце казалось непреодолимым, совсем не было таким в его глазах.
На другой день рано утром Марку Крассу, который расположился лагерем в Оппидиуме, была подана дощечка, доставленная послом Спартака. Дощечка была написана по-гречески, и Красе прочел на ней следующие слова:
МАРКУ ЛИЦИНИЮ КРАССУ - ИМПЕРАТОРУ ОТ СПАРТАКА ПРИВЕТ
"Мне необходимо переговорить с тобой. В десяти милях от твоего лагеря и в десяти от моего, на дороге из Оппидиума в Сильвий есть маленькая вилла, собственность Тита Оссилия, патриция из Венузии. Я нахожусь там с тремя стами моих всадников. Желаешь ли ты придти гуда с таким же количеством твоих людей? Я пришел с честным намерением и во всем доверяюсь твоей чести.
Спартак"
Красе тотчас же принял предложение гладиатора я приказал передать послу, что через четыре часа он. Красе, будет на свидании в назначенном месте; и как Спартак вверяет себя его чести, так и он полагается на честь Спартака.
Через три с половиной часа, за два часа до полудня. Красе прибыл на виллу Тита Оссилия во главе отряда кавалерии.
У ворот виллы его встретили Мамилий, который сопровождал Спартака, центурион и десять декурионов отряда.
Его провели со всеми знаками почтения через переднюю дворца, через атриум и коридор в маленькую картинную галерею. У входа, на шум шагов пришедших, показался Спартак, который, сделав своим знак удалиться, сказал, поднеся к губам правую руку в знак привета:
– Привет тебе, славный Марк Красе!
И отступил вглубь галереи, чтобы дать войти вождю римлян, который, отвечая на приветствие, сказал, входя в залу:
– Привет и тебе, доблестный Спартак!
Оба полководца созерцали друг друга в молчании.
Гладиатор был выше патриция; при сравнении со стройными и в то же время мужественными формами его атлетической фигуры сразу бросалась в глаза очень заметная уже тучность Красса.
В то время как Спартак рассматривал резкие и строгие линяя костистого, смуглого, чисто римского лица Красса, его короткую шею, широкие плечи и кривые ноги, возле колен слегка выгнутые наружу, Красе любовался величавостью, гибкостью и безукоризненной красотой геркулесовских форм Спартака, благородством "его высокого лба, блеском глаз и честностью, которая сквозила во всех чертах его прекрасного лица.