Спасение Европы
Шрифт:
Тут переговорщики подъехали совсем близко, спешились и, определив главного по одеянию, сквозь расступившихся воинов конвоя подошли к эмиру Челбиру, сняв малгаи, разом поклонились ему до пояса.
– Уважаемый эмир Челбир, я – посланник прославленного монгольского бахадура Субэдэя, – представился старший из них, назвав и свое имя.
Грянул дружный хохот десятков здоровых мужчин. Длился он долго, некоторые даже захлебывались от смеха.
– Да уж, прославился он теперь…
– Бахадур – это по-нашему «великий батыр», кажется? – послышались
Многие болгары, постоянно бывая среди татарской ветви кыпчаков, вполне сносно понимали схожий с их языком монгольский.
Но вот Челбир поднял руку, требуя тишины:
– Тихо! Не забывайтесь! – мощным голосом приказал он. И обратился к посланнику Субэдэя: – Не скажу, что рад видеть тебя. Но выслушать обязан. Так говори, с чем пришел?
– Уважаемый эмир Серебряной Болгарии Челбир, наш командующий бахадур Субэдэй просит отпустить всех плененных вами монгольских нукеров. Он готов отдать за них все, что имеет, – сказал посланник, стараясь держать себя так, словно не слышал насмешек.
Тут опять повторился дружный хохот десятков здоровых мужчин. Челбир еще раз поднял руку, требуя остановиться, и громко обратился к посланнику:
– А что у него есть? Мы, кажется, захватили весь ваш обоз. Или он самое драгоценное таскает на поясе или за своим седлом?
Посланник сообразил, что ведет переговоры неверно. Действительно, такое предложение в сложившейся ситуации выглядело нелепо. Посланник несколько растерялся и замешкался с ответом. Видя это, в разговор вступил стоявший за ним монгол:
– Уважаемый эмир Абдулла Челбир, предводитель всех болгар. Зачем вам наши пленные нукеры? Мы знаем, многие из них ранены. Для вас это – лишняя забота и обуза. Вы нас победили, разгромили. Так чего теперь-то? Отпустите наших людей. У них у всех семьи. Дома их ждут жены, дети, родители, сестры, братья. Зачем вам создавать для них лишнее горе?
– Когда шли на нас войной, вы об этом, что, вовсе не думали? – не вытерпел опять уже высказывавший свое мнение офицер курсыбая, но под колючим взглядом хана Ильхама замолк. Не пристало простому человеку, даже высокому офицеру, встревать в переговоры эмира без его высочайшего разрешения.
– Что ж, я вас услышал, – встал со своего места Челбир. – Ответ вы получите утром, – и приказал конвою: – Отведите их на ночь в крайнюю палатку. Накормите. Но чтобы ни в палатку, ни из нее мышь не проскочила!
Когда переговорщиков увели, Челбир тут же высказал приближенным свое решение:
– Надо их отпустить. Кто-то же должен там, на родине, рассказать о том, что с их армией тут произошло. Чтобы об этом знал не только Чингисхан из уст своих подчиненных, но и простые люди от своих друзей – рядовых воинов. И чтобы подумали, что их ждет, если они еще раз попытаются пойти походом на нас.
– А как быть с выкупом? – напомнил неугомонный офицер. – Негоже отпускать пленных просто так. Не нами заведено. Да и, чтобы их захватить, многие наши братья сложили голову…
– Есть у меня по этому поводу мнение, – хитро улыбнулся
…Утром после завтрака Ильхам с отрядом Сидимера сопроводил монгольских переговорщиков в город Муран. Здесь, в поле за стенами крепости, уже были выстроены все пленные – более четырех тысяч человек. Сейчас они представляли жалкое зрелище. Без оружия и доспехов, в одних халатах и шароварах да в нелепых, на первый взгляд, сапогах с загнутыми вверх носками, не по сезону теплых войлочных шапках – они, если бы не жиденькие бороды, на мужчин-то были мало похожи. Даже не верилось, что эти люди еще недавно представляли собой грозную силу, сумели разгромить огромную армию руссов.
Перед пленными и переговорщиками всего несколько слов сказал эльтебер Ильхам. Вернее, пересказал приказ эмира.
– Монголы! Из жалости к вашим семьям: женам и детям, братьям и сестрам, родителям и родным, мы готовы милостиво отпустить вас. Все захваченное у вас – обоз тыла, награбленное вами у разных народов имущество, табун военных лошадей – мы считаем своими. А вот отара ваша. Так вот, уважаемые посланники Субэдэя, если вы отдадите за каждого воина баш на баш по одному барану, можете забрать своих нукеров.
Переговорщики переглянулись, старший открыл было рот, но остановился и так стоял долго, словно ему не хватало воздуха. Молчали и сопровождающие его люди, оглядывая пленных с широко раскрытыми узкими глазами. А что вообще можно говорить по поводу такого предложения? Болгары требовали – о, ужас! – одну овцу или одного барана за воина славной монгольской армии! Это как понимать?
– Так что, принимаете наше условие? – вывел их из оцепенения Ильхам. – По-моему, для вас это весьма выгодное предложение. Или вам жалко баранов?
Переговорщики опять переглянулись, опустили головы.
– Да, – тихо выдохнул старший из них, едва приподняв голову и никому не глядя в глаза.
– Что? Не слышу? – громко спросил Ильхам.
– Да! – громче сказал старший посол.
– Что – да? Повторите, как поняли наше условие?
– Ваше условие… Вы отпускаете пленных, если мы заплатим за каждого человека по барану, – теперь уже четко произнес посланец Субэдэя, чтобы больше не терзать ни себя, ни всех монголов.
– Ну, тогда с богом! – указал жестом в сторону Адыла Ильхам. – Можете все идти. Только соблюдайте маршрут. Шаг влево, шаг вправо – стрела в спину!
Многотысячная колонна монголов тронулась с места. Шла она медленно, поскольку приходилось поддерживать или нести раненых. Потому еще долго слышали нукеры, как за их спиной изгаляются болгары:
– Во, бараны идут!
– Даже колонной не умеют ходить.
– Бабы жидкобородатые…
Не думали в этот момент болгары, что когда-то им придется встретиться с монголами на поле брани еще, и не раз. Не думали монгольские нукеры, что их вожди когда-нибудь опять пошлют их сюда.
Глава вторая