Спаси меня
Шрифт:
— Еще раз спасибо, что подвезли, — произнес Винс.
Сэйди что-то ответила, но он не расслышал, потому что она уже отвернулась. Ее светлый «хвост» качался из стороны в сторону, когда она шагала к двери. Взгляд Винса скользнул по ее куртке, вниз по обнаженным икрам и лодыжкам до красных «трахни-меня» туфель.
— Она всегда считала, что слишком хороша для своих корней.
Винс посмотрел на тетушку, затем снова в спину Сэйди, пока новая знакомая шла через парковку. Он не знал точно, какое ко всему этому отношение имели корни, но был твердо уверен, что является большим поклонником «трахни-меня» туфель.
—
— Я? — Лоралин с видом оскорбленной невинности прижала ладонь к костлявой груди. — Она сказала, что в городе нечего делать.
— И?
— Тут есть много чего! — Тетка энергично затрясла головой, но ни один седой волосок из ее прически не шевельнулся. — У нас есть пикник в честь Дня основателей и большой фейерверк на Четвертое июля. Не говоря уж о том, что через месяц будет Пасха. — Она махнула рукой Алвину, который стоял сзади с упаковкой «Лоун Стар». — У нас отличные рестораны и прекрасные кафе. — Тетушка пробила пиво. — Разве не так, Алвин?
— Руби готовит очень хороший бифштекс, — согласился ковбой, передавая Лоралин две сложенные купюры. Казалось, шляпа держится у него на голове благодаря огромным ушам. — Хотя морепродукты не очень хороши.
Лоралин отмахнулась от этого критического замечания:
— Это край коров. Кому есть дело до морепродуктов?
— Лоралин, что ты делаешь сегодня вечером после закрытия?
Тетушка взглянула на Винса, который постарался сделать вид, что ничего не замечает.
— У меня вот племянник приехал.
— Если ты хочешь сходить куда-то с друзьями, я не против.
После прошлого вечера и почти целого дня сегодня он мог бы надеяться на отдых от своей тети. Винс все еще обдумывал ее предложение. Первым порывом было отказаться, но чем больше он думал об этом, тем больше чувствовал соблазн согласиться. Винс не собирался задерживаться в Ловетте на всю оставшуюся жизнь, но, может быть, он мог бы превратить эту заправку в еще одно хорошее вложение денег. Несколько незначительных улучшений тут и там — и можно было бы продать ее и заработать хорошую сумму.
— Ты уверен?
— Ага.
Он был уверен. Тетя считала хорошим времяпрепровождением кассету с Тамми Уинетт и стакан виски. Бурбон, особенно дешевый, Винс не очень любил и не знал, сможет ли его печень выдержать еще чуть-чуть.
Лоралин вложила сдачу в ладонь Алвина:
— Ладно, но удостоверься, что в этот раз все работает. Или не утруждайся.
Работает?
Алвин покраснел, но умудрился подмигнуть:
— Все будет, крошка.
Что за..? Винс видел в своей жизни кучу дерьма, способного смутить по-настоящему, большую часть которого он прятал в самом темном уголке своей души. Но его морщинистая тетушка, мать ее за ногу, с подмигивающим Алвином точно были на самом верху списка с этим смущающим дерьмом.
Лоралин захлопнула кассу и заявила:
— Сегодня мы закрываемся пораньше. Винс, выключи гриль!
Меньше чем через час Винса высадили у дома тетушки. Лоралин нанесла кислотно-розовую помаду на свои морщинистые лошадиные губы и запрыгнула в грузовик Алвина, готовая заняться тем, о чем Винс не хотел даже задумываться.
Он остался сидеть в одиночестве на старом железном стуле на веранде. Сделал глоток из бутылки
Он завязал шнурки на левой кроссовке, затем переключился на правую. Когда Винс был членом команды, ему всегда находилось занятие. Он или был на задании, или тренировался, или готовился к следующей миссии. Когда же вернулся домой, то занимал себя работой и семьей. Племяннику было лишь несколько месяцев, и сестра очень нуждалась в помощи. Цель была ясна. И в голове не было никакой пустоты. Не было времени думать. О всяких вещах.
Винсу это нравилось.
Дверь с сеткой захлопнулась, когда он вышел в холодный мартовский воздух. Серебристая луна повисла в темном ночном небе, полном звезд. В Сиэтле, Нью-Йорке и Токио были потрясающие виды, но ни один из них не мог сравниться с естественной красотой миллиардов звезд.
Подошвы кроссовок Винса тихо и ритмично стучали по вымощенной брусчаткой улице. Был ли он в Афганистане или в Ираке, или на палубе танкера в спокойных водах Персидского залива, под покровом ночи на Винса всегда снисходило чувство покоя. Он находил в этом определенную иронию, учитывая, что, как и большинству спецназовцев, ему часто приходилось действовать в темноте ночи. Знакомое та-та-та AK–47 в отдалении и успокаивающий ответ M4A1. Подобное противопоставление уюта и страха ночи было тем, что мужчины, подобные Винсу, очень хорошо понимали: отправиться в стан к врагу намного лучше, чем ждать, пока враг сам к тебе придет.
В тишине техасской ночи до Винса доносился только звук его собственного дыхания и отдаленный лай собаки. Может быть, ротвейлера.
В такие ночи можно было заполнить голову мыслями либо о будущем, либо о прошлом. Лицами друзей. Теми, кто выжил. И кто нет. Винс мог позволить себе вспомнить парней из первого отряда и «Альфа Платон». Их свежие лица с годами изменялись от того, что они видели и делали. И он повзрослел в армии. Превратился в мужчину, а то, что он видел и делал, изменило и его.
Но сегодня на уме у Винса было другое. То, что не имело никакого отношения к прошлому. Он должен был признать, что чем больше думал о покупке заправки, тем более привлекательной становилась эта идея. За год он мог купить ее, отремонтировать и продать. Или, черт возьми, мог стать следующим Джоном Джексоном — владельцем и основателем почти ста пятидесяти круглосуточных магазинов по всему Северо-западу.
Правда, Винс ничего не знал о круглосуточных магазинах, но Джон тоже не был в этом профессионалом. Этот парень работал продавцом в «Шеврон» в маленьком городке в Айдахо, а теперь стоил миллионы. Не то чтобы Винс хотел стать олигархом. Он просто был не из тех, кто любит костюмы и галстуки. У него был неподходящий характер для Советов директоров. Винс достаточно хорошо знал себя, чтобы понимать, что не отличается особой дипломатичностью, если вообще отличается хоть какой-нибудь. Ему нравилось прорываться через эту ерунду и делать свое дело. Он лучше вышибет дверь, чем уговорит открыть ее, но ему было тридцать шесть, а его тело было достаточно побито за все годы вышибания дверей, прыжков с самолетов и борьбы с волнами, и вытаскивания «Зодиака» на прибрежный песок.