Спасите, мафия!

Tamashi1

— Хибари-сан, а можно, раз уж ты сказал, что мне надо поступать так, как мне хочется, я хоть один раз тебя по имени назову? Просто я даже в разговорах с другими никогда тебя по имени не называла и всегда суффикс «сан» добавляла… Я просто…

— Можно, — перебил меня комитетчик, и мне показалось что он улыбается, но взгляд поднять я не решилась. — И не один раз. Можешь звать меня на людях по имени, но с суффиксом, а если мы одни, можешь звать без него.

— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, что отчаянно краснею. — Не думала, что когда-нибудь смогу это сделать… Кёя.

Глава CEDEF вдруг крепко прижал меня к себе, так, что мне показалось, что он мне кости переломает, а я подумала о

том, что счастье всегда приходит внезапно, и за черной полосой обязательно следует белая, потому что жизнь — это рояль наоборот, что черных клавиш очень много, но они непременно перемежаются белыми, и что если уж ты ступил на эту полосу, нельзя терять ни секунды ощущения покоя и безмятежности, и надо наслаждаться счастьем, несмотря ни на что — ни на боль от только что закончившейся черной клавиши рояля, ни от предчувствия скорого наступления новой, ей подобной… Я просто терялась в ощущении абсолютной защищенности, радости, эйфории от сбывшейся мечты и неверия в то, что всё это на самом деле происходит со мной, и мне так несказанно повезло. Я не хотела отпускать эти мгновения и мечтала, чтобы время остановилось, прижимаясь к единственному человеку, которому могла открыть душу нараспашку, и который стал не только главой CEDEF и Дисциплинарного Комитета, но и моей жизни… Никогда еще мне не было так спокойно, так хорошо и так безумно тепло на душе. Я хотела раствориться в этих ощущениях и чувстве безграничного счастья, заполнявшем мое сердце, хотела сжать руку единственного мужчины моей жизни и никогда ее не отпускать, потому что он был для меня всем, и я хотела жить только для него… Но Хибари-сан отстранился и, приподняв мой подбородок левой рукой, тихо спросил:

— Можно?..

Я растерялась, подумав, что, по сути, это будет мой первый поцелуй, и я, совершенно не интересовавшаяся раньше подобными вопросами в силу пуританского воспитания, очень смутно себе это всё представляла, но всё же нерешительно кивнула. В глазах комитетчика промелькнуло облегчение, и он осторожно приблизился к моим губам своими, а я закрыла глаза, боясь встретиться с ним взглядом, и отчаянно покраснела. Хибари-сан осторожно коснулся губами моих губ, нерешительно и очень нежно, словно боясь причинить мне боль, и я несмело ответила на его легкий, невесомый поцелуй. В голове звенело, а сердце бешено забилось. Мои руки скользнули по шее комитетчика, крепко обнимая его, а его ладони заскользили по моей спине, и левой рукой он зарылся в мои волосы, не давая мне и шанса отстраниться, но я и не хотела этого. Он целовал меня очень мягко и бережно, словно боялся, что я могу рассыпаться на миллион осколков, а я отдавала ему всю свою любовь и нежность, всю себя — без остатка, и впитывала все его эмоции, все чувства, все надежды и страхи… Наконец, он отстранился, а я тут же уткнулась носом в его плечо и, вцепившись пальцами в воротник его пиджака, поняла, что сейчас мое лицо по цвету можно сравнить только с цветом плаща Алукарда, ну, или с перезревшей вишней, и отрешенно подумала, что, если честно, так хорошо мне не было никогда в жизни. Хибари-сан крепко меня обнял и уткнулся носом в мои волосы, осторожно перебирая длинные черные пряди, и повисла мирная, абсолютно не мешающая, а очень понятная и такая нужная нам обоим тишина.

Минут через пять, хотя мне показалось, что прошла целая вечность, которую я хотела продлить до бесконечности, под кроватью послышалось какое-то шевеление, и я вздрогнула, совершенно забыв, что у данной сцены был соглядатай, а точнее, что под нами притаился подслушивавший всё это время наши разговоры ёжик-разведчик. Шпионы, блин! Что хозяин, что Ролл! Хибари-сан беззвучно рассмеялся и потрепал меня по голове, а под кроватью послышался слоновий топот, и я фыркнула, понимая, что испугалась

милую маленькую няшку. Это было бы смешно, если б не было так грустно, право слово! И чего я такая паникёрша?..

— Киии! — послышался настойчиво-просительный зов с пола, и мы с Хибари-саном, не сговариваясь, кинулись помогать ёжику, к слову, умевшему летать, принимая форму колючей сферы, забраться на кровать. Дурдом на выезде, а мы два идиота. Два идиота, обожающие животных, и мне даже ни капли не стыдно, что я ведусь на провокации этой наглой белой колючей моськи. Он ведь такое чудо, хоть и интриган…

Поймал блудного ежа, любившего прятки и имевшего поистине дворцовую привычку подслушивать, его хозяин и, затащив своего питомца на кровать, снова сел у изголовья кровати, на этот раз полусидя-полулежа, причем я поправила за его спиной подушку. Суровый комитетчик, гроза всех преступников, хулиганов и любителей расстегнутых воротничков положил ёжика себе на грудь и спросил его:

— Ну что, интриган, всё слышал?

Ролл сделал такую моську, что мне показалось, будто он довольно улыбается, и я подумала, что он очень похож мимикой на Гу-Со-Синов: непонятно как, но он умудрялся передавать абсолютно все свои эмоции. А затем вдруг эта Ехидна Скифовна фыркнула и явно рассмеялась, забавно фырча и переминаясь на груди хозяина с лапки на лапку, словно приплясывая.

— Что за радостные пляски бабуинов в период сбора бананов? — офигело вопросила я, а Хибари-сан, осторожно щелкнув тут же чихнувшего Ролла по носу, ответил:

— А это он мне поздравления мысленно посылал и пожелания скорого исполнения всех моих надежд.

— Спасибо, Ролл, — улыбнулась я и почесала тут же растянувшегося на хозяине и прибалдевшего ёжика за ушком.

— Киии, — ответил он и потянулся всей тушкой, а я рассмеялась и пробормотала:

— Блин, чувствую себя мамой-ежихой, право слово!

— Тогда, по твоей логике, я папа-ёж? — усмехнулся Хибари-сан, и я замерла, растерянно на него воззрившись и не ожидав, что он способен такое выдать, а затем рассмеялась и, кивнув, ответила:

— Ага. Только, походу, наш «сынок», активно изображающий маленькое дитятко, намного старше нас!

— Это да, — хмыкнул Хибари-сан и присоединился ко мне в облагодетельствовании довольно жмурящегося и фырчавшего ёжика почесыванием его бренной тушки, активно демонстрировавшей нам, как ему хорошо, путем распластывания на хозяине на манер медузы на камнях.

— А можешь его почаще звать? — попросила я комитетчика. — Просто с Хибёрдом мы каждый день общаемся, хотелось бы и с Роллом тоже почаще видеться.

— Кии! — поддержал меня белый прохвост.

— Ладно, — хмыкнул комитетчик. — Раз уж вы сговорились. Но не обещаю, что каждый день — могу заработаться.

— Кьююю, — печально отозвался Ролл и, сделав трагичную моську, уткнулся носом в галстук комитетчика.

— Полностью с тобой согласна, няша моя, — пробормотала я, почесывая тут же прижавшегося к моим пальцам щекой ёжика. — Но мы не сдадимся, правда? Мы будем надеяться, что Хибари-сан сжалится, и будем помогать ему в работе так, чтобы он не мог «заработаться», и у него была возможность тебя из браслета призвать, да хороший мой?

— Кии! — громко ответил облачный ёжик и согласно кивнул.

— Во-первых, почему опять по фамилии? — поморщился комитетчик раздраженно. — А во-вторых, не устраивайте мне тут заговоры.

— Ладно, не будем, — тут же согласилась я и пояснила: — А по фамилии… Ну, ты же сказал, что по имени можно тебя звать только наедине, потому я и обратилась так…

— Ролл и Хибёрд — исключение, — фыркнул не хуже Ролла наш вождь всея колючих живностей и добавил: — Дома они всегда рядом со мной, неужели ты думаешь, что от них надо что-то скрывать?