Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
Была среди находок и овальная латунная пластина размером с ладонь, со шкалой и надписью «Темп. цилиндра», скорее всего, от самолёта - вокруг той поляны было немало дюралевых фрагментов. На следующую экспедицию я планировал провести там земляные работы.
Особенно долго ходил по рукам знак «Осоавиахим. Бойцу ОКДВА»[6] с застрявшей в нём пистолетной пулей. Алексеич его разве что не вылизал и вернул с видимой неохотой.
Конечно, это было интересно, это было захватывающе, но важнее всего было иное: завтра на военном кладбище в Цемене упокоятся останки восемнадцати
Всё ради этого. Не дать надорвать нить нашей истории.
Перекрашивать флаги - паршивое дело. Пробовал, знаю...
Там же, позже
Трёх мисок плотного супа мне до ужина не хватило. Мы как раз напилили брёвен, под чутким Пашкиным руководством соорудили позади скамеек по нодье[7] на вечер - каждый раз они выходили у нас всё лучше и лучше, и тут я почувствовал неодолимую тягу к кухне. Сопротивляться ей было бессмысленно, да и идти-то - всего ничего... Я покорился.
У разделочного стола было многолюднее обычного: таких умных оказалось уже пол-отряда.
– Командир пришёл!
– громко объявил я, прикидывая как бы половчее пробраться к лотку с толстенными ломтями хлеба.
– Как пришёл, так и ушёл, - усмехнулась Кузя и крутанула нож.
– Хотя стой. Натаскай-ка воды в бак.
Я огляделся: подготовка к отвальному ужину кипела вовсю - Наташа, как старшая по наряду, припахала всех подошедших. Зорька с Семой чистили картошку, Алёнка нарезала морковь, рыдали на пару над тазиком с луком Томка и Яся. Сама Кузя колдовала над тушёнкой, собирая с неё верхний жир. У её ног елозила Фроська. Собака с обожанием смотрела вверх, на богиню с банкой в руке; лишь изредка она почти беззвучно дрожала горлом и с подозрением косилась на меня.
– Лучок обжарю на жире, - пояснила Наташа, поймав мой недоуменный взгляд.
Я кивнул, нехотя взял покоцанное ведро и направился к стоящей чуть поодаль цистерне-водовозке. Из шланга, густо покрытого лепёшками подсохшей грязи, в дно со звоном ударила струя. Я смотрел на хрустальный водоворот и думал, что вот и Кузя за эти дни приоткрылась неожиданно светлой стороной: ещё в поезде она вдруг возложила на себя опеку над девицами, включая даже и Мэри. Командовала при этом спокойно, без напряга и исключительно по делу, поэтому её лидерство не оспаривалось и, похоже, не особо и замечалось.
«Надо, наверное, её как-то за это поощрить: инициатива нужная, а позиция «старшей по курятнику» - важная. Это может оказаться удачной находкой, - думал я, переливая ведро в бак, - да и в целом вся наша первая поездка вышла, вопреки известной пословице, на редкость успешной. Никто не накосячил по-крупному, не отлынивал, не тащил тайком патроны. И погода не подвела...»
В бак вошло четыре ведра. Кузя заглянула, проверяя, и удовлетворённо кивнула:
–
– Хозяюшка...
– проблеял я, жалобно косясь на хлеб за её спиной.
Девчонки беззлобно посмеялись, потом сердобольная Зорька выбрала горбушку потолще и присыпала её крупной блестящей солью. Откусить я не успел - из-за моей спины вынырнула рука и ловко оторвала себе чуть больше половины.
– Мы хлеба горбушку - и ту пополам, - напел довольный Паштет.
Фроська посмотрела на меня и с пренебрежением шевельнула брылами - я ощутимо пал в её глазах.
– Эх, - выдохнул я, зажевал оставшееся и шагнул к зарёванной Томке.
– Дай, - забрал у неё нож, - иди, глаза вымой. И ты, Ясь, тоже, я дорежу.
Меня аккуратно чмокнули с двух сторон в щеки, и я вернул Фроське взгляд свысока. Не, всё фигня: экспедиция получилась что надо!
Там же, позже
Вечер стирал краски дня одну за одной, последней с позеленевшего ненадолго неба ушла темно-алая акварель. Ещё не сгустилась окончательно ночь, но от костров уже было не различить границу леса. У столов было тепло - от брёвен по спинам шёл ровный и спокойный жар, однако стоило чуть отойти, как холодный воздух начинал полизывать затылок и лезть между лопаток.
Мы наелись до отвала - к ужину добавили ставший уже ненужным продовольственный НЗ, и теперь сыто созерцали, как суетливо мечутся красноватые блики огня. Мир ненадолго встал на уютную паузу; ещё чуть-чуть - и молодняк улизнёт резвиться в темноте. Паштет уже пару раз косился на Ирку, явно замышляя пустить ей щекотуна по рёбрам, но пока милосердно отложил эту забаву на потом. Я тоже был уже не против удалиться под разлапистую ель и урвать там несколько затяжных поцелуев, пусть они и заставят меня потом ворочаться в спальнике с боку на бок.
– Чёрт, - вдруг донеслось из полумрака и, следом, призывно, с ноткой отчаяния: - Света!
Мы дружно дёрнулись, поворачиваясь на звук. Смех, журчавший на дальнем конце стола, словно отрезало. Из сумрака выдавилась скособочившаяся фигура. Это был Арлен. Правой рукой он поддерживал неестественно выгнутое левое предплечье, лицо его болезненно морщилось.
Фельдшер длинно присвистнул и поднялся, откладывая в сторону гитару.
– Гинтарас, - посмотрел на своего водилу, - ты же не бухой? Давай, нам на вылет.
– Нога на доске поехала, - прошипел сквозь зубы Арлен, - упал... Неудачно.
От стола к нему метнулись Чернобурка и Мэри.
– Нет!
– вскликнул Арлен, выставляя вперёд здоровую руку, и глухо застонал.
Я невольно поёжился - было видно, как изогнулось при этом повреждённое предплечье.
Мэри уцепилась в его плечо.
– Нет, - простонал Арлен, опять подхватывая сломанную руку, - нет же...
Я торопливо полез из-за стола. Помочь я мог немногим, но вдруг?