Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
Пока шёл эти десять метров до Арлена, с лицами окруживших его людей произошла странная метаморфоза - их начало перекашивать. Мэри отпустила плечо и с недоумением рассматривала свои испачканные чем-то пальцы, а даже затем понюхала их. Губы Чернобурки беззвучно зашевелились.
Тут я, наконец, дошёл, учуял запах и всё понял.
– Упал, - подтвердил мою догадку Арлен, - в яму упал...
Круг сразу стал чуть шире, а на лице у фельдшера поселилось выражение профессиональной небрезгливости.
–
– спросил он участливо.
Арлен, поморщившись, кивнул, и его повели к палатке медиков.
Мэри отставила руку далеко в сторону и торопливо зашагала по направлению к умывальникам, за ней, чуть поколебавшись, двинулась всё так же безмолвно что-то выговаривающая Чернобурка.
Вокруг озабоченно галдели, а я стоял, охваченный неясным подозрением: на ум мне успела прийти одна армейская байка.
«Нога по доске поехала?
– встревоженно потёр себе лоб.
– Да нет, не может быть... И всё же... Нет, надо проверить».
С тем я и ускользнул в лес. Вот там уже была ночь, и я включил фонарик.
Осторожно заглянул в туалетную яму. Ну да, по следам на дне было видно, что там кто-то копошился...
Я опустился на корточки, разглядывая брошенные через канаву доски, и с облегчением выдохнул. Нет, никто их ничем не намазал.
«Слава богу!
– порадовался я, поднимаясь.
– Сам! Сам навернулся. А Мэри повезло так повезло!»
Тут мне в голову пришла ещё одна идея, и улыбка моя померкла. Я постоял, гипнотизируя взглядом доски, потом опять присел. С опаской перевернул одну и скривился, разглядывая лоснящуюся в свете фонаря поверхность.
– Твою мать...
– вырвалось из меня негромко.
– Как сглазил...
Жир из тушёнки! Кто-то намазал доски вытопленным жиром!
«Это ж целая операция была...
– думал я, тоскуя, - намазать заранее понизу, дождаться, сидя в кустах, пока, накачавшись чаем, от лагеря пойдёт именно Арлен, успеть до его подхода перевернуть доску жирной стороной вверх и спрятаться... Да поди ещё и под лёгким наклоном установить...»
Из лагеря доносились взволнованные голоса. Зафыркал, заводясь, уазик.
Я выключил фонарик и застыл, обдумывая.
«Ой, ма-а...
– мысленно простонал, прикидывая размер проблемы, - операция Комитета, да на дно сортира... Ох, кто-то огребёт по самое не балуй. Кто?»
Перед глазами встала Кузя, старательно выковыривающая ломкий белёсый жирок из банки. Угу, «я лучок зажарю»... И у костра в последние полчаса я что-то её не припомню.
– Дура!
– в сердцах выкрикнул я в небо, торопливо сдирая с себя куртку.
Стянул майку - а больше нечем, всунулся обратно в куртку и, тихо матерясь, принялся протирать доску.
– Дура, вот дура...
– бормотал в отчаянье, - какой, на хер, институт... Селёдкой из бочки торговать
Вдруг меня залило неярким синим светом. Я дёрнулся, оборачиваясь, и прищурился, пытаясь разглядеть силуэт за фонариком. Раздался лёгкий щелчок, и резко потемнело.
– Тоже догадался посмотреть?
– раздался негромкий голос Алексеича.
Мысли мои заметались в поисках достойного выхода. Как назло, не нашлось ни одной спасительной идеи.
– А вы тихо ходите, - попытался я подольститься к военруку.
Тот присел рядом на корточки, провёл пальцем по доске, потом понюхал. Встал и посмотрел в сторону лагеря.
– Дурочка, - тяжело выдохнул в темноту.
– Или ты тоже в деле?
Я вяло завозюкал майкой по доске. Время выгадал, но стоящих мыслей так не появилось.
– Я вроде как за всех в ответе...
– ответил уклончиво.
Алексеич чуть помолчал, что-то обдумывая, потом буркнул:
– О землю потри.
– Что?
– не понял я.
– Доски, говорю, о землю потри, - он раздражённо повысил голос, - и подальше, в стороне.
– А-а-а...
– протянул я, потрясённо глядя в удаляющуюся спину.
Замер, прислушиваясь: несмотря на лес и темень, наш пузатый военрук уходил бесшумно.
Я повертел в руках майку - она превратилась в холодную жирную тряпку. Засунул в карман, намереваясь незаметно спалить в костре, схватил доски. Со стороны лагеря послышался звук отъезжающего уазика, и я почти наугад заспешил вглубь леса - видение осатаневшей от неудачи Чернобурки меня откровенно пугало.
«Хоть бы она с Арленом в больницу уехала!» - взмолился я всем богам сразу.
Метров через пятьдесят мой фонарик нашарил выворотень. Я бросился к нему как к родному и принялся с силой тереть доски о грунт и корни. Потом опять прошёлся по ним майкой и поволок сквозь предательски хрустящий подлесок обратно.
«Ну, вот и всё, - я установил над ямой вторую доску и потёр, очищая, ладони.
– Теперь как повезёт. Надеюсь, она не Пинкертон».
Из леса я вывалился весь взвинченный и распаренный. За спиной осталась непроглядная темень, над полем же ещё висел сумрак. Костер впереди манил обещанием тепла, и я зашагал на него, перебирая в уме варианты страшных кар.
Впрочем, прошёл я недалеко: в негустой ещё тени цистерны маялась знакомая фигура. Увидев меня, Кузя решительно выдвинулась наперерез.
– Андрюша...
– начала она ласковым голоском.
– Ага!
– сказал я, зачем-то вытягивая из кармана майку, и злобно рыкнул: - А ну-ка, ком цу мир.[8]
Наташа посмотрела на меня с лёгким недоумением, потом чуть склонила голову набок и миролюбиво улыбнулась:
– Ой, Андрюш, а это по-каковски? У меня аж мурашки по спине побежали...