Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов
Шрифт:
– Ознакомим. Если сочтем нужным. Не нравится мне этот водевиль, – последнюю фразу Ковров бросил уже Железнову.
– Мы реализуем вашу идею. Ведь это вы предложили заменить Бронсона двойником... Гениальная задумка, между прочим.
– А ну не язви! Мне славой считаться не с кем. Я выход из тупика искал. Вот кого из этих пятнадцати лично ты бы выбрал?
– Почему из пятнадцати? Товарищ Клеверов уже отобрал троих.
– Плевал я на твоего товарища Кредерова! – рявкнул Ковров – да так, что сутулый Клеверов подпрыгнул от ужаса. – Ты мне свое мнение дай!
Железнов
– А вот Иван Николаич идет, он вам свое мнение и скажет.
По физкультурному залу и впрямь, ловко орудуя костылями, шел Пронин. Он широко улыбался и выглядел весьма беспечно.
– Иван! – Ковров бросился ему навстречу. – Вот скажи мне, кто из этих пятнадцати подходит на роль Бронсона. У меня глаза разбегаются.
– И правильно разбегаются. Никто не подходит.
– Никто? Что же делать?
– С товарищем Сталиным встретится настоящий Бронсон.
– Как это настоящий? Да ты с ума сошел. – Ковров повернулся к Клеверову и заорал: – А вы что здесь делаете? А ну в коридор!! Давай, товарищ Пронин, в сторонку отойдем.
Они присели на лавку в складской комнате, где хранились мячи, скакалки и гимнастические козлы.
– Ты отвергаешь саму идею двойника?
– Глупая идея. Уж извини, товарищ Ковров. Неужели ты думаешь, что товарищ Сталин не отличит настоящего американца от ряженого?
– Операция одобрена наркомом, между нами говоря...
– Предложи наркому новую идею. Нам головы оторвут, если товарищ Сталин обнаружит подмену. И правильно сделают, что оторвут.
– У тебя есть задумка?
– Давай превратим интервью в беседу троих. Представляешь, за круглым столом – товарищ Сталин, Бронсон и я, советский журналист.
– Сомнительно. Товарищ Сталин знает всех крупных журналистов.
– Пускай нарком объяснит Сталину, что мое присутствие необходимо. А журналист я или тракторист – это не так уж важно. У нас любой труд почетен. Или ты другого мнения? За безопасность товарища Сталина во время беседы я отвечаю головой.
– Надо подумать. Если случится катастрофа – твоя голова все равно уже не будет иметь значения. Как и моя. Так что гарантии твои меня не впечатляют, уж извини.
Пронин развел руками:
– Дело не в гарантии. Мы зашли в тупик. Перед нами запертая дверь. Что остается? Идти напролом. Вот я и пойду напролом. Усядусь на одном диване с товарищем Сталиным и Бронсоном – и все. Погибать, так с музыкой.
– Меня беспокоит человек по ту сторону Кремля, которого упустил Железнов.
– Почему упустил? Просто нам не удалось его захватить. Операция прошла успешно: мы захватили группу Ревишвили. Я на большее не рассчитывал. Неужели ты думал всех врагов переловить как котят? Нельзя быть таким оптимистом. Ты ж не комсомолец.
– Если пролузгаем это дело – я не только комсомольцем, я и коммунистом не буду. Шуганут меня из партии за милую душу. – Ковров повернулся в сторону открытой двери и закричал истошно: – Принесет нам кто-нибудь чаю или нет?!
– Чаю хочешь? – ядовито спросил Пронин.
– Хочу, представь себе,
– И физкультурным потом молодых чекистов.
Легкий на помине молодой чекист принес чай в изящных фарфоровых чашках.
– Ух, горячий! Хор-рошо! – Ковров не любил держать чашку за ручку. Он брал ее в свою широкую ладонь. А чтобы не обжечься, подложил носовой платок. – Не очень-то я доверяю служебным кабинетам. Самые главные мысли легче высказывать вот здесь, в спортивном закутке, на простой крашеной лавке.
«Как будто он не знает, что физкультурный зал прослушивать еще легче, чем кабинет комиссара Госбезопасности... С тех пор как у нас появились магнитофоны – в недрах НКВД записи велись регулярно. Многие говоруны на этом погорели. Что ж Ковров? Играет в откровенность? В задушевность? Зачем-то ему это необходимо». Пронин отхлебнул чаю – это был настоящий крепчайший, пахучий чай, не опошленный сахаром.
– У тебя сложилось впечатление о Бронсоне? В общих чертах, так сказать.
– А как же? Литров пять водки с ним выпили. Он не камикадзе, не фанатик. Он не вопьется в горло товарищу Сталину. Но он разведчик, мастер многоходовых диверсий. Ставка на Ревишвили не сыграла. Уехать восвояси без концерта он не может. Значит, он готовит новый концерт. Московское белогвардейское подполье нами основательно потрепано.
– Уничтожено. Всех взяли. – Ковров потирал руки.
– Не горячись. А то придется записать тебя в прожектеры и аллилуйщики. Мы их потрепали, обескровили, но кое-кто в подполье остался. На то оно и подполье. Но вряд ли эти глубоко засевшие кроты могут выйти на связь с Бронсоном. Бронсон действовал через группу Ревишвили. Если у него и есть запасные ходы – он не успеет подготовить новых агентов к теракту. К тому же после поимки Ревишвили они надолго присмиреют. Остается загадочный человек из Кремля.
– На него-то и рассчитывает Бронсон!
– Выходит, искать мерзавца нужно среди охраны товарища Сталина? Или среди поваров. Кто еще может вертеться поблизости во время интервью?
– Пожалуй. Хотя есть еще охрана других вождей, есть электрики, ремонтные рабочие, уборщики... Кремль – огромное хозяйство. Я тебе вот что хотел сказать. Тебя ранили. Ты вон без костылей теперь не ходишь. И вот что мне сегодня сорока на хвосте принесла. Не все довольны твоим участием в деле Бронсона.
– Участием... – повторил Пронин. – Я не участвую, я веду дело.
– Вот именно. Есть мнение, что ты больше не годишься для оперативной работы. Увечия, инвалидность, не слишком удачная операция... Все против тебя. Вот и распустили языки сволочи... Я б им головы поотрывал, но ты действительно ранен.
– Мне повезло. Через полгода буду как новенький.
– Дело не в этом. Дело в том, что если завтра не будет полной победы – жди беды. Тебя уберут из моего отдела.
– Куда?
– Может быть, инструктором в нашу школу. Может быть, начальником какой-нибудь тихой провинциальной конторы от нашей фирмы. У нас немало опальных вакансий.