Спиноза Б. Избранные произведения
Шрифт:
не может желать или делать ничего, кроме неправильного или
постыдного и т.д.
5
14
М
ы можем сказать далее, что кто-либо ставит себя ниже, чем следует, когда видим, что он из излишней боязни перед стыдом не
осмеливается на то, на что осмеливаются другие, ему равные. Таким
образом, мы можем противопоставить самомнению тот аффект, который я назову самоуничижением. Ибо,
возникает самомнение, так и из приниженности — самоуничижение; поэтому определение его будет следующее:
2
9. Самоуничижение состоит в том, что ставят себя вследствие
неудовольствия ниже, чем следует.
О
бъяснение. Однако обыкновенно мы противополагаем самомнению
приниженность; но при этом мы обращаем внимание более на
действие того и другого, чем на их природу. Мы называем
обыкновенно много о себе думающим того, кто слишком гордится
(см. сх. т. 30), кто рассказывает только о своих добродетелях и чужих
пороках, кто желает выдаваться из всех других, кто, наконец, является с таким важным видом и с такой пышностью, с какими
являются обыкновенно другие, стоящие гораздо выше его. Наоборот, приниженным называют того, кто часто краснеет, сознается в своих
недостатках и рассказывает о добродетелях других, всем уступает, наконец, ходит с опущенной головой и не заботится о своей
внешности. Впрочем, эти аффекты, а именно приниженность и
самоуничижение, крайне редки. Ибо природа человеческая, рассматриваемая сама в себе, восстает против них всеми своими
силами (см. т. 13 и т. 54); так что те, которых всего более считают
самоуничиженными и приниженными, в огромном большинстве
случаев бывают самыми честолюбивыми и завистливыми.
30. Г
ордость есть удовольствие, сопровождаемое идеей какого-либо
нашего действия, которое другие, по нашему воображению, хвалят. 31. С
тыд есть неудовольствие, сопровождаемое идеей какого-либо
нашего действия, которое другие, по нашему воображению, порицают.
О
бъяснение. Об этих аффектах см. сх. т. 30 этой части. Но здесь
должно обратить внимание на различие, существующее между
стыдом и стыдливостью. Стыд есть неудовольствие, следующее за
поступком, которого нам стыдно; стыдливость же есть страх или
боязнь стыда, препятствующая человеку допустить что-либо
постыдное. Стыдливости обыкновенно противополагают
бесстыдство,
5
15
которое
аффекта: но названия аффектов (как я уже говорил) более
показывают их словоупотребление, чем природу.
Т
аким образом, я изложил аффекты удовольствия и неудовольствия, которые предполагал объяснить. Перехожу к тем, которые я отношу
к желанию.
3
2. Тоска есть желание или влечение к обладанию какой-либо вещью, поддерживаемое памятью об этой вещи и вместе с тем
ограничиваемое памятью о других вещах, исключающих
существование желаемой вещи.
О
бъяснение. Вспоминая о какой-либо вещи, мы тем самым, как мы
уже не раз говорили, располагаемся к созерцанию ее с тем же
аффектом, как если бы она была налицо; но это расположение или
стремление, пока мы бодрствуем, большей частью сдерживается
образами вещей, исключающих существование той вещи, о которой
мы вспоминаем. Таким образом, вспоминая о какой-либо вещи, которая когда-либо доставила нам удовольствие, мы тем самым
стремимся созерцать ее как находящуюся налицо, с тем же самым
аффектом удовольствия; но это стремление тотчас же сдерживается
воспоминанием о вещах, исключающих ее существование. Поэтому
тоска в действительности есть неудовольствие, противоположное
тому удовольствию, которое возникает вследствие отсутствия
ненавидимой нами вещи (о котором см. сх. т. 47 этой части). Но так
как название «тоска» указывает, по-видимому, на желание, то я и
отношу этот аффект к аффектам желания.
3
3. Соревнование есть желание чего-либо, зарождающееся в нас
вследствие того, что мы воображаем, что другие желают того же.
О
бъяснение. Кто бежит вследствие того, что видит других бегущими, боится, видя боящимися других, точно так же кто, видя, что кто-либо
обжег руку, отдергивает свою руку и делает такие же телодвижения, как если бы его рука на самом деле была обожжена, про того мы
говорим, что он подражает чужому аффекту, а не со-ревнует ему; это
не потому, чтобы для соревнования была одна причина, а для
подражания другая, а только потому, что обыкновенно называют
соревнующим лишь того, кто подражает тому, что мы считаем
честным, полезным или приятным (о причине соревнования см. т.
5