Спираль
Шрифт:
— Не знаю. Мне непривычно.
— Если вам не нравится, сейчас же сбриваю.
— Не стоит ради меня принимать столь радикальное решение, — засмеялась Мака. — Пригляжусь, может быть, привыкну.
— Стукнуло в голову, вот и отпустил. Отпускать нелегко, целый месяц уходит на это. Сбрить — минутное дело.
— Пойду принесу стулья.
— Не лучше ли нам прокатиться на машине?
— Я вас не знаю, и нас ничто не связывает. Я даже не знаю, какое у вас ко мне дело. Только раз между нами могли завязаться деловые
— Курить здесь, разумеется, нельзя! — попутно выяснил Рамаз.
— Вы угадали!
Они сели на стулья.
— Не думала, что усы так меняют человека. На улице я не узнала бы вас.
— Видимо, безобразят меня, раз вы вторично возвращаетесь к ним.
— Наоборот, придают вам солидности и степенности. Слава богу, что вы в таком возрасте, когда выглядеть старше, видимо, доставляет удовольствие.
— Я давно перешагнул за седьмой десяток.
— Мне следует прийти в восторг от вашей шутки?
— К сожалению, я не шучу.
— Хорошо, оставим пустословие. Ответьте прямо, почему вы позвонили мне?
— Я люблю вас, Мака!
— Что вы сказали? — смешалась девушка.
— Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!
«Я люблю вас, Мака, и пришел просить вашей руки!»
— Я совсем вас не знаю, Рамаз! — проговорила Мака и тут же прикусила губу. Она сразу выдала себя — что, как не согласие, означают ее слова?! И попыталась исправить оплошность: — Мне просто интересно, можно ли полюбить так, с первого взгляда. Любовь с первого взгляда всегда казалась мне чистой воды литературщиной.
— Настоящая любовь бывает только с первого взгляда, все остальное — приспособление, сделка, расчет, анализ! А любовь с первого взгляда — истинная любовь, чуждая анализа, привычки, торга с самим собой.
Мака ничего не ответила, только испытующе посмотрела на молодого человека.
— Вы знаете, что я написала заявление? — наконец нашлась она.
— Какое заявление? — не понял Рамаз.
— Потому и изменился мой телефон. Я же была заместителем главного редактора. Но, вняв вашим нотациям, перешла в рядовые редакторы.
— Вы шутите? — растерялся он.
— С какой стати? Поэтому я не смогла принять вас в своей комнате, где нас теперь четверо.
— Зачем вы совершили такую глупость?
— Затем, чтобы ни вы, ни другие, ни в глаза, ни за глаза не могли сказать обо мне те слова, которые вы сказали мне в тот памятный день. Но не это главное. Главное то, что вы были правы. Главное в том, что я хочу своими силами, а не папиным авторитетом прокладывать себе дорогу.
— Господи боже мой!
— Вы огорчены? А я думала, обрадуетесь!
— Я
— Что «но»?
— Но я огорчен. Кто оценит ваш поступок? Да какая там оценка, ваше благородство еще не подняли на смех?
— Я не ждала никаких благодарностей и оценок и не собиралась никого поражать своим «моральным героизмом», — Мака подчеркнуто иронично произнесла слова о «моральном героизме». — Мне достаточно, что я права перед самой собой… И еще перед тем человеком, который меня любит.
— Я могу считать, что тот человек я?
— Не знаю, ничего не могу вам сказать. И не воображайте, что всякий блицкриг завершается победой!
— А вам не кажется, что я сам — жертва блицкрига?
Мака засмеялась.
— Поздравляю вас с большим успехом! Поверьте, что он меня искренне обрадовал.
— Благодарю. Верю, что он вас обрадовал.
— Вы всемирно известный ученый, а вместе с тем совершенно молодой человек. Не подумать ли нам снова об одночастевке?
— Мака, я более двух месяцев думал и готовился к сегодняшнему дню. Очень прошу вас, не опрощайте драгоценные для меня минуты.
— Вы очень любите вашу сестру? — спросила вдруг Мака.
Рамаз побледнел, глаза у него остекленели, огромный павильон сразу подернулся мраком.
— Почему вы спрашиваете о ней?
— Недавно вы с такой любовью поклялись вашей сестрой, что у меня слезы навернулись на глаза. Скажу вам откровенно — эта клятва предопределила нашу встречу. Ваша сестра красивая?
— Очень красивая, светлая и святая, как мадонна!
— A y меня нет ни сестры, ни брата! — искренне пожаловалась Мака.
Зал снова наполнился светом.
«Только Мака спасет меня, только она поможет мне избежать пропасти!»
— Я люблю вас, Мака!
— Скажу вам откровенно, — улыбнулась девушка, — мне приятно слышать ваши слова. Предупреждаю, что моя откровенность не дает вам права на ошибочные выводы. Просто я женщина, и мне радостно слышать приятные слова.
— Можно я сыграю?
— Вы играете?
— Попробую.
Рамаз сел за рояль. Осторожно поднял крышку, задумался на мгновение. Видимо, выбирал, что сыграть. Наконец выбрал «Серенаду» Шуберта.
Маке никогда не нравилась эта грустная и приторная мелодия. А сейчас, что случилось сейчас? В эти минуты она как будто услышала ее впервые. Не потому ли, что «Серенаду» исполнял Рамаз?
Девушка окончательно убедилась, что любит Коринтели. Вернее, до нее дошло сейчас, что она полюбила его с той минуты, когда впервые увидела его на защите диплома.
Рамаз осторожно опустил крышку рояля и встал.
— Я, кажется, злоупотребляю вашим вниманием? — сказал он с печальной улыбкой.
— Наоборот, вы доставили мне безграничную радость. Я не предполагала, что физик может так играть.