Спорим на разбитое сердце?
Шрифт:
Элинор чувствовала, как ее живот странно сжимается от страха, когда ее мама недовольно осмотрела незаправленную кровать с двумя смятыми подушками и одеялами.
— Спишь как королева, Элинор, — с легким прицоком заметила женщина, и, о боже, как же рада была ее дочь услышать именно такое замечание! — Поздно уснула?
— Да, свет погас, было страшно и… — она замолчала, не зная, что добавить еще в свое оправдание.
— И ты была все это время одна? — недоверчиво поинтересовалась мать.
— Ну, да, — кивнула она. — Одна.
— Удивительно, что ты не позвала
— Э-э, — Элинор испуганно протянула, — ну, это бабушка… моего знакомого.
— Знакомого? — мама взглянула на нее, — так вы проводили время с этим «знакомым» вчера?
— Да нет, он, ну, он просто не мог дозвониться ей, и я сказала, что могу помочь… мы общались в Фейсбуке. Ты его не знаешь, — запинаясь, врала девушка. От легкого волнения она прикусывала губу, словно была на допросе.
— Красивый знакомый? — этот вопрос от мамы, которая никогда не интересовалась подобными вещами, застал Элинор врасплох.
— Скорее да, чем. Что? Погоди, почему ты спрашиваешь? — она прикусила губу так сильно, что вздрогнула. — Обычный знакомый. Какая разница, какой он? Хватит уже спрашивать про него.
— Что же ты так нервничаешь, когда я спрашиваю про него, м?
— Потому что ненавижу, когда ты спрашиваешь такое, словно мы с тобой лучшие подруги.
Ее мать нахмурилась и задумчиво отвела взгляд от встревоженной девушки, не желая ссориться с ней самого утра, когда у нее едва хватает сил стоять на ногах после ночной смены. И почему Элинор никогда не предложит ей помощь? Почему ее все время надо заставлять и допрашивать? Что с ней не так? Примерно такие мысли занимали голову женщины каждый день.
Она взяла одну майку и шорты, а затем открыла небольшие выдвижные шкафчики из белого дерева. Красивые шкафчики с красивым бельем внутри.
— Ты издеваешься надо мной, Элинор? Ну зачем, зачем я покупаю все эти бюстгальтеры, если ты их не носишь?! Ты хоть знаешь, каких денег они стоят? Тебе семнадцать лет, очнись уже, ты не девочка, а девушка, взрослая! — рассерженно заявила женщина, наблюдая идеальный нетронутый порядок. — Если ты комплексуешь из-за того, что у тебя маленькая грудь, то наоборот должна носить их, они же визуально увеличивают и придают им красивую форму.
— Мама! — Элинор стыдливо упала на кровать, закрыв лицо руками. Ее волновала лишь одна мысль: там, в нескольких метрах, находится Август и слышит все это. Какой позор! — Меня полностью устраивает моя грудь, она не маленькая, перестань уже… говорить об этом.
— А о чем мне говорить?! — возразила женщина, — ты ничего не можешь нормально обсудить, вечно бросаешься в эмоции! Может, нам стоить обсудить то, что ты вместо того, чтобы усердно учиться, шляешься со своими друзьями допоздна?! Или то, что тебя увольняют с любой работы на время каникул?! Или, в конце концов, я должна узнать об этих парнях-знакомых, с которыми ты переписываешься в Фейсбуке, а затем прячешь в собственном шкафу?!
Глава V
— Шкафу.? —
В ответ ее мама молча открыла дверцу шкафа и разочарованно помотала головой.
— Ты лжешь мне, все время лжешь, — злость женщины переливалась с очевидной печалью, оставившей отпечаток на ее усталом лице, уже тронутое возрастными морщинками. — Будь на моем месте отец, он бы уже давно приструнил тебя. И не допустил, чтобы дочь росла такой распущенной эгоцентричной девкой.
Август, который несколько минут назад едва пришел в сознание, сейчас, казалось, был трезвее всех. Хмурость его лица придавала ему едкую серьезность, словно он размышлял о решении мировой проблемы и единственный знал правильный путь к разрешению.
Слова женщины остро ужалили самолюбие Элинор, которая закатила глаза с тяжелым вздохом. Но он не притупил желание девушки высказать все матери в лицо: о том, что она знает об ее изменах отцу и что она сама «распущенная девка»; о том, что она устала от какого-то наигранного контроля, который никому не нужен в этом доме: всем плевать друг на друга; в конце концов, от непонимания и неуважения, получаемое горькими порциями каждый день.
— В этом доме распущенная девка — это… — хотела уколоть Элинор, но ее речь перебил Август, которого родственники даже перестали замечать, перейдя на личности, несмотря на то, что фактически ссора началась из-за него.
— Я парень Элинор, Август, — он мило улыбнулся, как улыбаются порядочные мальчики бабушкам, чью кошку они только что достали с дерева. — Мне жаль, что мы познакомились таким… необычным способом.
Элинор почувствовала, как пальцы Августа ненавязчиво сплетаются с ее. Она опешила от такого заявления, рассердившись и на Августа, который должен был просто незаметно уйти по мнению девушки, чтобы не вызвать еще больших проблем. «Неужели не догадался, идиот?!».
— Ах, Август, — вздохнула женщина, точно вспомнив, почему рассердилась. Ее брови все еще были строго близки друг к другу на тонкой переносице. — Какого черта ты все еще здесь?
— Элинор настаивала на том, чтобы я ушел, — издалека начал он, расплавляя рукой взлохмаченные ото сна волосы. Даже Элинор, все еще ослепленной от обиды, показалось, что он выглядел странный образом мило, как ему это совсем не свойственно. — Она волновалась, что вы можете подумать неправильно об этой ситуации, но пришлось остаться, потому что погода еще более ухудшилась. Но я как раз собирался уходить, но потом пришли вы…
Мать осторожно села на край незаправленной кровати, устало массируя шею. Ее голова была опущена, светлые волосы, давно выбившиеся из неаккуратного пучка, старательное закрывали ее лицо, на которое никто не решался смотреть в страхе встретить слезы, которые и так боязливо скатывались по щекам.
Ее охватила странная эмоция — смесь из всех синонимов к словам «тоска», «злость» и «огорчение». В ней будто произошла какая-то молниеносная химическая реакция, которую никто даже и не заметил.