Спорим на разбитое сердце?
Шрифт:
— Мне нравится наблюдать за тобой, следить за твоим подвижным взглядом, всегда живым и не всегда искреннем, как и ты сама. Я заметил, что он не бывает апатичным или томным. Твои глаза всегда блестят, потому что ты переживаешь внутри себя столько событий, сколько я бы не смог подсчитать на калькуляторе; потому что ты плачешь и пугаешься, но мне нравится, что ты не стыдишься этого и не пытаешься вызвать наигранные слезы. Ты не веришь мне, поэтому не позволяешь себе радоваться и смеяться, словно каждое мое слово — это план, который я пишу по ночам, для того чтобы заполучить твое счастье по мелким кусочкам. Можешь думать так дальше, но мне действительно нравится,
Когда он говорил, она закусывала губу и сдавливала пальцы на кисте своей руки, чтобы не выдавать трепета, возникшего от слов и от голоса, что она слушала. Она чувствовала, как голос ее осип от неожиданного волнения, поэтому в ответ старательно молчала, но тишина сдавливала голосовые связки еще сильнее, чем речь.
— Зачем говоришь мне это?
— Потому что я так думаю, — Август тягуче смотрел на то, как долго не моргала Элинор, из-за того, что старательно пыталась рассмотреть подвох на эмоциях лица парня. Она вложила в это так много сил, что ее глаза даже начали слезиться из-за недостатка увлажнения. — Ты собираешься моргать или мне придется сделать это за тебя?
— Мм? — задумчиво промычала девушка, не успев проанализировать все сказанное до конца.
— Видимо, все-таки придется, — с едва уловимым смешком он вздохнул, но в следующие мгновения сделался таким серьезным, что Элинор даже смогла заподозрить неладное.
Август осторожно приблизился к ее застывшим цветущим губам.
Глава VII
Элинор закрыла глаза от тяжести тени, легшей на побледневшее лицо. Как яростно она защищала себя в это мгновенье, говоря себе, что просто моргнула, что просто испугалась и хотела чихнуть! Она совсем не хотела целовать его, Августа!
Она снова попала в колючки мужской насмешки, на этот раз слегка царапнувшей не ее самолюбие, а здравомыслие. Август держал руки за спиной, не касаясь ни одного одной клеточки ее кожи и тем более — губ.
— Так лучше, согласись? — он подставил щеки с маленькими ямочками теплому тускнеющему небу, словно улыбаясь не Элинор, а своему отражению в нежном небосводе. — Не забудь моргнуть в следующий раз сама.
— Перестань, — Элинор обременено выдохнула, показательно моргнув и смахнув наступившие из-за ветра незаметные слезы, — перестань приближаться к моему лицу. У меня остается отвратительное, мерзкое чувство…
— Фрустрация, — перебил Август и кивнул, словно поставив ей диагноз неизлечимой болезни.
— О, нет, — девушка слегка хохотнула. — Каждый раз, когда ты так делаешь, мне страшно за здоровье моих губ, на которые ты смотришь с такой жадностью, словно собираешься раскусить их своим взглядом.
— Как внимательно ты следишь за моим взглядом, — он пристально всмотрелся в глаза Элинор, мерцающие тонкой огранкой мягкости вечернего неба, такого тонкого, словно мягкие прозрачные линзы, заметить которые способен не каждый.
Август давно обратил внимание, что глаза людей имеют странное свойство блестеть, но лишь изредка, подчиняясь свету и эмоциям, как новым законам, установленными наблюдательными личностями. Глаза Элинор сверкали всегда — эта девушка была маленьким исключением, крошечным открытием и любопытным экземпляром. Если бы он был биологом, если бы он имел талант не только к наблюдению, но и к точному эксперименту, он бы изучил ее, измерил бы каждую
— Считаешь меня красивым? — Август добавил после продолжительной паузы, вспомнив вопрос ее матери.
— Если лишить тебя твоего невыносимого характера… — девушка внимательно осмотрела лицо, с неподдельной серьезностью анализируя все факты, точно сдавала экзамен. — Эх, нет, все равно нет, увы.
— Поспорим, что изменишь свое мнение?
— Больше не буду с тобой спорить, — та натянула кончики губ, изобразив подобие улыбки. — Поэтому, я лучше пойду домой.
— Не забудь, я жду тебя в одиннадцать ночи, — на прощание добавил Август.
Элинор сделала вид, что не услышала его. Ее фигура стремительно отдалялась, пока совсем не исчезла в горизонте августа. В мыслях парня она все еще была близка.
***
В ночном океане плавают только рыбы, влюбленные и безумцы. Впрочем, некоторые не видят разницы между последними.
Когда она отталкивалась тонкой ножкой в единственных белых кроссовках по шершавому уличному асфальту, чтобы ее скейтборд прокатился еще несколько метров, с шумом постукивая резиновыми колесиками; когда ее грязно-розового цвета джинсовые шорты высокой посадки сливались с последней полоской сгоревшего неба; когда вольноотпущенные волосы подхватывались встречным ветерком, щекочущим ее обнаженный живот; когда Марк подталкивал ее сзади, а Итан рассказывал шутки, над которыми своим неповторимым смехом смеялась Ви, тогда улыбалась Элинор, ощущая в каждом мгновенье юность. Юность, в которой и ради которой она жила.
Когда друзья оказались на своем любимом пляже, настолько родном, что они даже иногда забывали, как многим людям он принадлежит, они быстро обнаружили искомую компанию. Там было уже около четырех человек, но когда они встретились, то быстро запомнили друг друга.
Брианна, что приветливо поприветствовала всех, но особо тепло Элинор, познакомила их со своими друзьями.
Скарлет, сразу нашедшая общая язык с Ви. Она мыслила очень зрело — это заметила Айви, болтавшая, именно «болтавшая», как о пустяках, словно известным и очевидным, об абстрактном экспрессионизме. Брианна успевала поддерживать разговор не только с ними, но и с Беллой, загорелой и фигуристой девушкой, опускавшей похабные шуточки в адрес Итана, который, впрочем, нашел эту персону немного легкомысленной, очевидно пошлой и слегка пьяной. Итан приглянулся и Брианне, изредка успевавшей многозначительно улыбнуться ему на комплименты. Только улыбка Брианны не была столько откровенна, как улыбка ее подруги — нет, в ней была загадочность, которую нужно было разгадать, чтобы понять, была ли эта улыбка жестком скромности, благодарности или легкого шлейфа высокомерия.
Марк общался с Августом. Элинор беспокойно осматривала их хмурые серьезные лица, на которых иногда оставались следы попыток поиска общего языка и искреннего смеха. К счастью, эти двое спустя некоторое время все-таки оставили друг друга — они были антиподами, и потому их общение не развивалось дальше обывательских вопросов и ответов на них. И Элинор понимала это: Марк — реалист, воплощение практичности действий, твердых теорий и холодности чистого математического склада ума; а Август — это сосуд с острым и горьким, сладким и кислым, с постоянным анализом и поиском, с проблемой и ее решением; с целью понять, что не понимают другие, но не просчитав все наперед, а порывисто вскакивая с места; он есть огонь, согревающий и обжигающий по своему желанию.