Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
— Просветишь?
— Если она только рискнёт доставить тебе проблемы, то ты меня совратишь, а затем с апломбом выкинешь на помойку.
Молчание. Глаза в глаза. Ладошки вспотели. Сердце временно в ауте, едва трепыхается, но толком не бьётся, не качает живительный кислород, и я почти задыхаюсь в ожидании его ответа.
— Но это же бред, Истома, — тепло улыбнулся мне Яр и треплет по щеке, — сама подумай, что было бы, скажи я подобное. Я бы окончательно развязал твоей матери руки. Она бы тут же пустила
— Тогда, что именно ты ей сказал?
— Правду, — пожал он плечами, — про то, что всё на свете знаю про неё и не советовал бы ей рисковать собственной репутацией во имя женатого любовника и амбиций его семьи.
В черепной коробке тут же лесным пожаром вспыхнула адская боль — это весь пазл наконец-то с треском сложился в моей голове...
Глава 39 - Тихий омут
Вероника
Последние минуты наедине с Яриком пролетели молниеносно — раз и нет их. И стрелка на часах катастрофически быстро приблизилась к той отметке, когда всё — больше нельзя было медлить, иначе эта ночь могла стать последней в моей грешной жизни.
— Пора, — со вздохом отчаяния произношу я.
— Ещё минуточку, — шепчет Басов мне прямо в губы, и толпа восхитительных мурашек пробегается по позвоночнику, — и да, завтра после всех богослужений ты обязана смыться из-под зоркого ока своей матери. Поняла?
— Не уверена, что получится, — пожимаю плечами.
— Просто позвони Семёну и скажи, что у него есть работёнка.
— Ты просто...
— Потрясающий? — я смеюсь. — Что, нет? Ещё лучше? Ошеломляющий? Офигительный? Чумачечий?
— Вот да... последнее про тебя.
Ярик щекочет меня, я хохочу заливисто, но на сердце тяжким грузом лежит железобетонная плита — это страх снова расстаться с ним и быть пойманной мамой. Но деваться некуда, и мы всё-таки покидаем уютную квартиру на набережной, а потом мчимся в спальный район, где расположена моя панельная пятиэтажка.
Здесь всё, как обычно: на лавочке дремлет дворовый бесхвостый кот Тайсон, а в мусорке неподалёку дербанят пакеты двое облезлых местных двортерьеров. Фонарь над моим подъездом снова перегорел, и мы с Ярославом идём к цели почти в кромешной темноте. Поднимаемся на мой этаж, последний раз целуемся с тихим стоном, а затем я всё-таки достаю ключ и максимально аккуратно проворачиваю его в замочной скважине.
— До завтра, — сжимает мою ледяную кисть парень и я киваю, а в следующее мгновение скрываюсь в тишине своей квартиры.
Сердце качает густую от адреналина кровь на износ. В голове шумит, уши закладывает,
Достигаю пункта назначения, облегчённо привалившись к стене, но уже в следующее мгновение подпрыгиваю на месте от неожиданно громкого лязганья дверного шпингалета в ванной комнате и голоса матери, что убил во мне последние живые нервные клетки.
— Вера?
Как я не шлёпнулась прямо здесь и сейчас в обморок? Чудо, не иначе!
Но уже через секунду я взвилась с места и пулей залетела под одеяло, стаскивая с лица очки, как раз тогда, когда в комнату вошла мать.
— Ты чего тут бродишь? — и она щёлкнула кнопку на ночнике, висящем над моей кроватью, заливая комнату тусклым светом.
— Я? — вытаращила я на неё глаза от страха и, не зная, что ещё добавить, словно глупая рыба, беззвучно открывала и закрывала рот.
— Я слышала тебя, пока умывалась и наносила крем на лицо, — говорит, а сама подходит всё ближе и ближе, пока вовсе не садится подле меня, пристально рассматривая моё лицо.
Господь всемогущий, пусть Басов съел всю помаду с губ, пока целовал меня этой ночью. Умоляю! И тушь с ресниц пусть тоже вся смылась потоками моих слёз. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста, чёрт тебя дери!!!
— А, ну да. Вставала водички попить, — закивала я на всякий случай, облизывая губы.
— Тебе нездоровится, что ли? — её ладонь ложится на мой лоб. — Вся красная и дыхание хриплое.
— Да, мне что-то нехорошо, — тяжело сглатываю я ком, напрочь забивший горло.
— Где болит? — дёрнула мать на себя одеяло, но я вцепилась в него мёртвой хваткой.
— Только голова, мам. Может, принесёшь мне таблеточку, чтобы я пришла в себя до богослужения? — говорю, а у самой голос ломается и руки трясутся как у припадочной.
Но мать не кидается бежать мне за лекарством, а, прищурившись, сканирует взглядом. И пока я умираю от ужаса быть разоблачённой, она всё-таки хлопает себя ладонями по коленям, а потом встаёт и устремляется прочь, кидая мне сурово:
— Сейчас не время болеть, Вера. Служение пропустить не дам по пустякам, так и знай.
Ну я же говорила!
Но только она выходит из комнаты, как я, словно метеор, буквально вытряхнула своё тело из топа, шорт и колготок, успевая спрятать их под подушку. А тут уже и мать с таблетками объявлялась, а потом всё-таки сдёрнула с меня одеяло, совершая беглый осмотр тела.
— Голая спишь почему? Где твоя пижама?
— Жарко было что-то, — сочиняю я на ходу.
— Какой ещё жарко? Ночью дубак стоит, а отопление так и не дали. Ты что мне тут темнишь? — резко потянула меня на себя и в глазах её отразилась ревущая ярость. — Рукоблудила, да?