Спорим, тебе понравится?

Коэн Даша

— Их так много?

— Очень.

— Спрашивай сейчас. Вдруг он услышит.

— Нас больше восьми миллиардов, Яр, — смеюсь я и, зарываясь пальчиками в мягкие волосы на его затылке, млею, — даже если представить, что половина сейчас спит, то и тогда он оглохнет от наших стенаний.

— Но что, если бы?

— У меня много всего к нему, Яр, — я на мгновение замолчала, пожевав губу и раздумывая, нужно ли вываливать на парня все свои мысли, но потом всё же рискнула и заговорила: — В истину ли мы верим или всё, что нам говорят о мире — это ложь? Что, если в конце пути окажется, что мы тратили время впустую, цепляясь за ценности, которые придумал

человек, а не бог? Что, если нет никакого рая и бесконечного неба? Что, если нет никакого второго шанса и искупления? Почему те, ради кого мы стараемся стать лучше, делают нас только хуже? Почему мы врём, улыбаясь, что всё в порядке? Почему мы вечно гонимся за правдой, а потом не зная, что с ней делать, сами же её отвергаем? Почему мы ненавидим? Почему завидуем? Почему живём каждый день так, будто у нас впереди целая вечность? Почему не боимся терять родных? Почему сами их отталкиваем в бесконечном беге за мечтой, которая нам не нужна? Почему мы мучаемся каждый день, но продолжаем цепляться за эту жизнь? В чём смысл этого всего?

— Я... не знаю.

— Я тоже, Яр. Ни у кого нет ответов. Это и пугает. И делает нас такими, какие мы есть.

— А какие мы есть?

— Какие? Мы жестокие в своём неведении. Равнодушные материалисты. Бессердечные эгоисты, оберегающие только свой маленький рай на земле, даже не подозревая, что это всего лишь иллюзия, скрывающая настоящую, но страшную суть.

— Какую?

— Мы не властны над временем, удачей и судьбой. Мы просто глупые пешки, а наша жизнь — жестокая игра, где бог всего лишь равнодушный наблюдатель. А иначе, почему он не услышал ни одну нашу молитву? Войны за власть, ресурсы и территории — господь точно гудящая толпа, требует хлеба и зрелищ и ему плевать, что страдают его верноподданные. Всё легко и просто, ведь он придумал для них гениальную отмазку — на всё воля божья.

— Истома...

— А ты во что веришь, Яр? — сглатываю я прогорклый ком.

— В себя. Так проще. Я на бога не уповаю. Но потом я у него и спрошу вдвойне.

Вероника

Мы замолкаем и долго, просто обнявшись, смотрим в панорамные окна на чернильный горизонт. Но я не перестаю думать и раскладывать по полочкам то, что мне сказала мать про Ярослава. И всё бы ничего, но кое-что просто не стыкуется в моей голове. И вариантов у меня не тьма, а всего два, потому что семья Басова очень влиятельна и просто так угрожать этому парню сможет разве что полная дура или конченая самоубийца.

— Яр?

— М-м?

— Давай поговорим.

— Давай, — соглашается он и тяжело вздыхает, прикрывая глаза.

— Ты мне сказал, что моя мама угрожала тебе. Это действительно так?

— Так, Истома.

— И ты её испугался?

— Не её. И не я, — выдаёт он после продолжительной паузы, и я непонимающе ловлю его взгляд из-под опущенных ресниц.

— Я не понимаю. Это какая-то тупость, Яр! Она простой, рядовой педагог, неужели нельзя было спустить всё на тормозах?

— Ты думаешь, я не пытался? Но ты же знаешь, что невозможно спорить с тупыми людьми, да? Вот и я попался в те же сети. Скажи, тебе нужна церковь четыре раза в неделю?

— Нет, — решительно выдаю я.

— Вот и мне в жизни никуда не упиралась эта долбанная литература, стишки, повести и поэмы про выдуманную чушь, Истома. Я и так дохну от нагрузок: тренировки дважды в день, соревнования, гимназия, репетиторы. Только Храмова, как и в твоём случае, положила болт на чужие интересы. Потому что для неё существует

лишь два мнения — её и неправильное.

— И что это значит?

— Пф-ф-ф! — закатил глаза Басов и устало потёр лицо ладонями. — Ты действительно хочешь покопаться во всём этом грязном бельё?

— Да, Яр, — уверенно кивнула я, — а иначе я просто опять начну сомневаться на ровном месте, а я этого, видит бог, не хочу. Слышишь? Меня достал весь этот дурацкий пинг-понг между вами.

— Ок, — поднял Басов ладони кверху и перевёл на меня жёсткий взгляд, заставляя внутренне обмирать от иррационального страха перед тем, что он скажет, — Истома, ты реально думаешь, что твоя мать просто так сунулась из маленького закрытого городка в чужой регион со своими законами, правилами и королями, а потом бац — отхватила рыбное место в самой престижной гимназии области, м-м?

— К чему ты клонишь?

— К тому, что чудес не бывает.

— Я не понимаю...

— Знаешь, я тоже сначала ни хрена не понимал, когда Алевтина Петровна вдруг неистово и излишне прытко принялась меня прессовать. Не думай, я знаю все свои минусы и где действительно конкретно проседаю, но тут, нате — меня начинают душить буквально на ровном месте. Я был, мягко говоря, удивлён. Дед, который сунулся к директору и попросил уладить вопрос мирно, так как я гребу медали по баттерфляю для гимназии пачками, тоже осел в непрезентабельную кучку, не в силах что-либо сделать. Пришлось копнуть глубже.

— И?

— Дед узнал много интересных сюжетных поворотов.

— Боже, ну не томи!

— Твоя мать родом отсюда, из этого города, Истома. Но ты и сама уже это знаешь, не так ли? Так вот, по молодости она была дама видная и немудрено, что по ней пускали слюни многие, в том числе и её нынешний козырной туз - Фёдор Добров. Он долго осаждал свою крепость и даже делал ей, уже беременной, предложение руки и сердца. Получил согласие, но свадьбы так и не состоялось. Скорее всего, тогда ещё простой мальчишка из рабочей семьи не смог достойно конкурировать с бравым военным Храмовым. А сейчас — да, ибо Добров ныне в статусе начальника управления департамента образования Краснодарского края. Женат. Есть сын нашего возраста. Но, что самое главное, Добров является родным братом прямого конкурента моего деда на место мэра в грядущих этой весной выборах.

— Но при чём тут ты?

— При чём тут я? П-ф-ф, ну как тебе объяснить? Ладно, давай начнём с малого. Как думаешь, произведёт ли сенсацию новость, что внук кандидата в мэры фактически купил себе аттестацию по тому или иному предмету, например, литературе, в прошлом учебном году?

— Это какая-то чушь, Ярослав!

— Чушь? Ну, ок.

— Ладно, блин! Но откуда ты всё это знаешь?

— Дед просветил. Точнее, я однажды удачно погрел уши.

— Боже, — я теряюсь и окончательно глохну, слепо глядя прямо перед собой, заламывая руки и кусая губы до крови. Ведь если это правда, а это, скорее всего, именно она, то моя мать просто беспринципная лгунья.

— Мне очень жаль, Истома.

— Но...

— Что?

— Раз всё так, как ты говоришь, то почему же она не довела дело до конца, Яр?

— Вера? — пожимает он плечами. — Я долго думал о том, что её тормозит, но только сейчас всё наконец-то ложилось. Её тормозит совесть.

— Совесть, — шепчу я вслед за ним и качаю головой, не веря в то, что у моей матери она есть хотя бы в зародыше, — красиво звучит, Яр, но нескладно.

— Почему?

— Потому что её вариант всё равно выглядит правдоподобнее.