Спят усталые игрушки

Донцова Дарья

– Квалификацию потеряла, давно не практиковала.

– Ничего, – успокоила я ее, – главное – начать, а там вспомнишь навыки.

В Ложкино ворвались около двенадцати. Зайка с Аркадием не выказали никакой радости, но и не удивились. К череде гостей и родственников все давно привыкли.

Оставив вновь прибывших устраиваться, я пошла к воротам и строго-настрого наказала охранникам не пускать на территорию никаких посторонних. В особенности молодых людей обоего пола, черноглазых и черноволосых.

Парни

молча кивнули. Успокоенная, я вернулась в дом. На воротах при въезде в Ложкино дежурят ребята, участники боев в Чечне. Вид у них совершенно зверский, лишний раз с просьбой не обратишься, но они абсолютно надежны. Из тех, что сначала выстрелят, а потом примутся интересоваться паспортными данными. К тому же Снап и Банди огромные, здоровенные псы. Не всякому понравится летящий со всех лап прямо на вас питбуль. У него же на лбу не написано, что Бандюша торопится продемонстрировать любовь и нежность.

В доме полно людей, прислуга, Фредди, в конце концов. Нет, здесь совершенно безопасно. Кстати, ни Нина, ни Николай не знают адреса. Правда, получить его через Мосгорсправку ничего не стоит, но на это требуется время. А Марья Сергеевна, Света и Верочка через два дня отправятся в Вермь.

– Даша, – пробормотала старуха, пробираясь ко мне в спальню, – прямо не знаю, что и думать. Верочка спит и спит. Вроде дышит ровно, но не откликается. Уж тормошила, тормошила… Может, врача позвать?

В комнате для гостей уже стояли Зайка и няня Серафима Ивановна. Худенькое тельце Верочки с неудобно подвернутой правой ручкой покоилось на большой кровати. Казалось, ребенок просто спит.

– Мне думается, волнение впустую, – авторитетно заявила Серафима Ивановна, – девочка маленькая, устала в дороге. У детей бывает иногда такой глубокий сон!

Светлана в сомнении покачала головой:

– Все ужинали в семь, а ей дали еду раньше, думаю, около половины седьмого. Наверное, тут же и заснула, а сейчас скоро два часа дня. Почти пятнадцать часов прошло! Хотя, не знаю, может, она всегда так много дрыхнет!

Зайка с удивлением покосилась на девушку, а Серафима Ивановна вскрикнула:

– Немедленно зовите врача, такой глубокий, непрерывный сон может свидетельствовать о поражении головного мозга. Она падала?

Марья Сергеевна беспомощно погладила внучку. Светлана пожала плечами:

– Не знаю!

– Хорошая же вы мать, – не выдержала Зайка.

– Я не… – завела Света, но, получив от меня пинок, заткнулась.

Ольга вытащила телефон и вызвала «Скорую помощь».

Марья Сергеевна осторожно поправила подвернутую ручку и прикрыла девочку пледом.

Врач приехал быстро. Помахивая железным ящичком, он вошел в холл, огляделся по сторонам и почему-то скривился. Потом процедил:

– Где больная?

Мы с Зайкой проводили его к Верочке. Доктор вошел внутрь комнаты и велел:

– Всем выйти,

кроме матери.

– Но… – начала Зайка.

– Всем вон! – жестко приказал эскулап.

Мы оказались в коридоре. Марью Сергеевну внезапно затрясло.

– Уведи ее в гостиную и дай чаю с коньяком, – распорядилась я.

Ольга потащила несопротивляющуюся старушку по коридору. Тут дверь комнаты приоткрылась, и доктор спросил:

– Молоток есть?

Недоумевая, я сбегала в кладовку и притащила инструмент. Через минуту «гиппократ» потребовал:

– Теперь плоскозубцы и напильник, а еще лучше шило.

– Что вы делаете с несчастным ребенком? – завопила я, влетая в комнату.

– Ничего, – спокойно ответил врач, – у чемодана замок заклинило, не открывается.

Кое-как он все же справился с замком и принялся отламывать «носики» у ампул. Иголка ткнулась в худенькую попку, я невольно вздрогнула, но Верочка даже не шевельнулась.

– Интересно, интересно, – бормотал педиатр, щупая пульс на маленькой, тощенькой ручке, – как будто бы здорова, а не реагирует. Ну надо же, прямо Спящая красавица, словно заколдованная.

И он снова принялся щелкать пальцем по ампуле.

– Не надо, – тихо сказала я, – кажется, я знаю, что с ней.

Помочь в этой странной перепалке мог только профессор Мельниченко. И я, забыв переодеться, как была в грязных джинсах и мятом пуловере, помчалась на факультет психологии.

Андрей Николаевич читал лекцию, и я вынужденно просидела около полутора часов на подоконнике в коридоре. Освободился он только в половине шестого. Но, нужно отдать должное Мельниченко, ехать согласился мгновенно, даже не спросив о сумме гонорара. Впрочем, возможно, думал, что я знаю, сколько он берет за визит.

По дороге, как могла, ввела профессора в курс дела. Брови Андрея Николаевича поползли вверх, но слушал он чрезвычайно внимательно, не перебивая, без оханий и возмущений.

Конец рабочего дня не лучшее время для поездок по центру столицы. Кругом змеились отвратительные пробки, москвичи торопились по домам. В Ложкино удалось добраться лишь около восьми.

Марья Сергеевна кинулась навстречу. Верочка по-прежнему спала. Дышала девочка ровно, без всякого усилия и надрыва, но в себя не приходила.

Мельниченко оглядел пациентку и сказал:

– Большое поле работы. Но надо сначала покурить и настроиться на сеанс.

Процесс подготовки занял минут тридцать. В половине девятого профессор выставил всех за дверь и приступил к «расколдовыванию».

Домашние собрались в гостиной. Алиска пробормотала, откусывая сладкую булочку:

– Нет, хорошо, что у меня нет детей, от них одна докука.

– Глупости! – влезла Маня. – Дети – цветы жизни!

– На могиле своих родителей, – немедленно отпарировала Алиска. – Спиногрызы.