Спят усталые игрушки
Шрифт:
– Его держит дух Ко, – пояснил Филя. – Пока не скажу, не отпустит!
Из моей груди вырвался тяжелый вздох.
– Почему он так странно сидит, задрав руки?
– Он их не чувствует, – ответил Андрей Николаевич, – ему удобно, приятно и тепло. И сейчас мы выясним у него, зачем ворвался в наш дом. Скажи, как…
– Стойте, – воскликнула я, – а Нина?
– Она спит, – сообщил Филя, – я же предупреждал вас, Даша, об опасности и велел носить рору.
– Камень почернел и обжег мне грудь!
Колдун округлил глаза.
– Значит,
– Ничего не понимаю, – вклинился в разговор Кеша.
– А и понимать не надо, – заявила Зайка. – Даша снова занялась расследованиями, а результат всегда одинаков!
– Ты их знаешь? – взвизгнула Алиса. – Знакома с этими сволочами? Да я чуть не умерла, не представляешь, сколько тут крыс было!
– Они тебе только казались, – отбивалась я.
– Все равно страшно, – вздохнула Машка, – целая стая, бежали, шевелились, хватали за ноги…
– Вот что, – каменным голосом изрекла Алиска, – сейчас немедленно нам рассказываешь, что знаешь, а потом допросим негодяев, под гипнозом живо правду выложат.
– Надо передать их в руки милиции, – сказал Кеша, – мы не имеем права проводить подобные процедуры. Это незаконно.
– А они имеют право шастать ночью по дому и пугать людей грызунами, – вскипела балерина. – Молчи лучше, адвокат раздолбайский.
– Точно, – пискнула Маня, – обязательно допросить.
– Ладно, – прервал дискуссию Филя, – только пусть вначале Даша расскажет всю правду. И учти, сразу почувствую, когда врешь!
– Да-да, не вздумай врать, – в голос закричали домашние.
Марья Сергеевна и Света поближе подвинулись друг к другу. Ирка и Катерина, боясь Алиски, робко подслушивали у дверей. Хорошо хоть Серафима Ивановна не спустилась, впрочем, она беспокоится только о близнецах, все остальное старушку не колышет.
Провожаемая сердитыми взглядами домашних, я подошла к буфету и вытащила сигареты.
– Послушай, – взорвалась Зайка.
– Пусть курит, – разрешил Кеша, – давай, мать, раскалывайся.
И я рассказала им все. После моей исповеди настал час покаяния негодяя. Мельниченко снова поднял ему руки вверх и спросил:
– Ваша фамилия?
– Шабанов, – прозвучал бесстрастный ответ. Все обратились в слух.
Глава 29
И дед, и прадед, и прапрадед Николая обладали странным, сверхъестественным даром – могли управлять другими людьми, подавлять их волю. Слыли Шабановы и знахарями, запросто лечили болезни. Необычный талант передавался в семье только по мужской линии. Девочки же ничем не выделялись. Отчего-то в семье мальчики рождались только у сыновей, а многочисленные дочери, в свою очередь, производили на свет только девочек. Впрочем, у прапрадеда, прадеда, деда и отца Шабановых было всего по одному наследнику. Иногда генетика давала сбой. Отец Николая получился человеком совершенно ординарным, зато Коле достался великий талант.
Но
Свою паству он держал в кулаке, считая шаг вправо, шаг влево побегом. Но Иван был верующим человеком из тех, кто, желая ближнему добра, загоняет того на молитву кулаками.
Николай получился совсем особенный. В три года дед отнял его у Раисы и начал воспитывать «под себя». К семи годам ребенок уже кое-что умел и беззастенчиво пользовался этим умением. Например, заставлял девочек таскать на кухне сахар и приносить ему. Воровок ловили и били ремнем, но дед лишь посмеивался, когда «преступницы» сообщали, что Николай их «толкает глазами».
Лет в двенадцать Колька окончательно понял, как ловко может управлять людьми. Дед постепенно делился с ним знаниями, вручил древние книги, передающиеся в семье из поколения в поколение. Частенько они уезжали за город, в крохотную деревушку. От большого села, где когда-то служил Михаил, не осталось почти ничего, сохранился лишь дом священника. Целыми днями старик таскал мальчишку по лесу, объясняя, где какую травку искать и на что она годится.
Бог наградил Николая не только исключительными возможностями, но и ясным умом. Мальчишка великолепно учился в школе и со второго класса всегда мог сделать так, что учитель не вызывал его к доске.
Но все же детство Коли нельзя назвать счастливым. Он никогда не знал родительской ласки. Отец, полностью подчиненный дедом, боялся лишний раз сказать сыну теплое слово, мать же тихо ненавидела ребенка. Ни о каких поцелуях, песенках на ночь, веселых днях рождений и речи не шло. Дни пробегали одинаково – раннее вставание, обливание ледяной водой, поход в школу, потом занятия с Иваном.
Питались скудно: кашами на воде и хлебом, одевались словно нищие, спали мало на жестких кроватях, не имели радио, телевизора…
Весь уклад жизни была призван сделать людей аскетами, равнодушными к земным благам. Но странным образом такая жизнь способствовала появлению у Николая совсем иных качеств.
Мальчик ходил в обычную школу и с завистью поглядывал на новенькие портфели одноклассников. У него самого через плечо болталась сумка, сшитая Раисой из холстины. На большой перемене дети, толкаясь, бежали в столовую. Коля оставался в классе, дед запрещал есть сосиски, а скрыть факт посещения буфета невозможно.
По субботам Иван ставил мальчишку на колени и, прожигая глазами, приказывал: