Срочно нужен гробовщик (Сборник)
Шрифт:
— Растет везде. — Инспектор озадаченно замолчал. — Черт возьми! — вдруг воскликнул он. — Значит, и в парке!
Кампьен, немного подумав, ответил:
— Думаю, и в парке тоже.
— Значит, остается всего только сварить из нее зелье. — Инспектор покачал темноволосой головой, кудряшки на которой завивались туго, как у барана. — Ладно, сперва займусь доктором, а вы сходите к папаше Уайлду, хотя бы просто ради интереса. На очереди еще управляющий банком. Я его упоминал?
— Да, такой маленький элегантный джентльмен. Мы столкнулись с ним в дверях, когда я шел к мисс Эвадне. И она не представила меня ему.
— Если
— Вас что-нибудь насторожило в этих словах?
— Ничего. — Узкие, блестящие глаза Люка смотрели серьезно. — Конечно, он прав. В теории я это понимаю. Мне самому приятно сознавать, что мои две полукроны, получаемые раз в неделю на почте, тайна для всех, кроме меня и девушки за перегородкой. Но почему он не мог бы рассказать нам кое-что как частное лицо?
— Как старинный друг семьи? Мог бы, конечно. Надо будет повидать его. Мисс Руфь последнее время, как я узнал, слишком много тратила. Это обстоятельство могло, или не могло, служить мотивом. Йео уверен, деньги — единственный реальный мотив этого убийства.
Чарли Люк ничего на это не ответил и опять вернулся к своим бумажкам.
— Ага, вот она, — сказал он наконец. — Я выудил все это из Рене, пришлось, конечно, подольститься. Мистер Эдвард платил ей три фунта в неделю за полный пансион и стирку. Мисс Эвадна платит столько же. Мистер Лоренс платит два фунта за половинное питание. Но это только так называется. В общем, он тоже на полном пансионе, потому что Рене не выносит, чтобы кто-то у нее голодал. Мисс Клайти платит один фунт, больше у бедняжки просто нет. Дома она не обедает. Мисс Джессика платит четверть фунта.
— Сколько?
— Пять шиллингов, и ни цента больше. Я сказал Рене: надо быть круглой идиоткой, чтобы брать такую смехотворную плату! «А что ты еще ожидал, — ответила она мне. — Женщина питается только подножным кормом, сама себе стряпает, комната у нее под самой крышей». «У вас просто мозги набекрень, — сказал я ей.
— В наше время и на собаку пяти шиллингов не хватит». На что она ответила: «Мисс Джессика не собака, а кошка». «Вы не живете, — возразил я, — а играете на сцене. Выискалась добрая фея». Тут она меня и вразумила. «Послушайте, Чарли, — сказала она. — Предположим, я надбавлю ей плату. Ну и что? Ей придется просить денег у других членов семьи. Больше ведь взять неоткуда. А тем придется экономить, и кто же проиграет, умная вы голова? Да я, кто же еще». И она абсолютно права. Конечно, она могла бы их всех выгнать, но, мне кажется, она их любит. Чувствует, что эти люди — сливки общества и совсем ни на кого не похожи. Все равно, что держать кенгуру.
— Кенгуру?
— Ну, пусть армадиллов. Интересно и необычно. Есть о чем поговорить с соседями. Не так-то в наши дни много развлечений. Выбирать не приходится.
Он говорил, по обыкновению помогая себе руками, выражением лица, всем телом; нарисовал облик Рене, сделав щипок большим и указательным пальцем. Почему именно щипок призван был изобразить ее маленький остренький носик и птичье щебетание голоса, этого Кампьен понять не мог, но все равно она явилась перед ним как живая. К Кампьену вдруг вернулась бодрость, желание действовать, как будто включился давно бездействующий участок мозга.
— А мисс
— Нет. — Самое интересное инспектор приберег на конец. — Нет, в последний год перед смертью мисс Руфь платила нерегулярно. То семь фунтов, а то и несколько пенсов. Подразумевалось, что Рене ведет счет. В конечном итоге она осталась в проигрыше, потеряла пять фунтов.
— Это интересно… Какую сумму она должна была платить?
— Три фунта, как и все. Но я вам должен открыть одну вещь: Рене — богатая женщина.
— Вполне возможно.
— У нее есть деньги. Очень много денег, — уныло проговорил Чарли Люк. — Надеюсь, она не состоит в заговоре с Джесом Пузо. Это бы убило мою веру в женщин.
— Не думаю. Она не потащила бы меня в полночь любоваться на его фокусы, будь она его сообщницей.
— Что верно, то верно, — просиял молодой человек. — Ну, мне пора, очень много дел накопилось! А банкира мы пойдем повидать? Его зовут Генри Джеймс — не знаю, почему мне это имя знакомо. Хотелось бы там быть около десяти.
— А сколько сейчас? — Кампьен устыдился, что все еще валяется в постели. Его часы, по-видимому, остановились — стрелки на них показывали без четверти шесть.
Люк вытащил из кармана пальто серебряную луковицу и энергично постучал по ней пальцем.
— Ваши часы идут почти точно, — сказал он. — Сейчас ровно без десяти шесть. Я сюда пришел в начале пятого, но не стал вас будить, побоялся, что вы поздно легли.
— Старики любят поспать, — усмехнулся Кампьен. — Вы будете заниматься в ближайшие часы писаниной?
— К сожалению, да. Никто за меня этих мелочей не сделает. Не хватает рук Да, вот еще что пришло, — он устремил взор на листок почище других. — Записал для памяти. Начальник чарльзфилдской тюрьмы сообщает, что у них в заведении отбывает двухлетний срок за ограбление квартиры некто Люки Джефрис. Он, по их мнению, при смерти. У него что-то с желудком. Вот бедолага, — без тени улыбки вставил он и продолжал: — Он бредит и то и дело шепотом говорит: «Эйпрон-стрит, только не посылайте меня по Эйпрон-стрит». Повторяет без конца. Когда приходит в себя, его спрашивают, что это за Эйпрон-стрит, но он либо не может, либо не хочет отвечать. Говорит, никогда о такой улице не слыхал. В Лондоне, оказывается, три Эйпрон-стрит, и начальство тюрьмы уведомило об этом полицию всех трех прилегающих округов. Возможно, к нашей это не имеет никакого отношения. Тем не менее принять к сведению стоит.
Кампьен быстро сел, знакомый холодок, такой сладостный и вместе укоряющий, пополз между лопатками.
— Он чего-то боится, я правильно понял? — спросил он.
— Скорее всего. Тут еще несколько слов. Врач говорит, он обливается потом, мечется. Другие слова, все они — непечатные, произносит громко, а как дойдет до улицы, еле слышно шепчет.
Кампьен сбросил с себя одеяло.
— Встаю, — сказал он.
9. Деньги, деньги
Для кабинета управляющего банком комната была очень небольшой и несколько старомодной: дорогие китайские обои, красные с золотом, турецкий ковер на полу; камин, топившийся углем; угловой шкаф, где хранились сигареты и херес; помпезный письменный стол красного дерева на арочном своде, на нем наушники в медной оправе; поодаль зеленое кожаное кресло с высокой спинкой для посетителей.