Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
Воронцова.
Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала
войны.
Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то
исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным
лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в
несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И.B. Сталин. Мне доложили:
да,
Признаться, в ту пору я, видимо, тоже брал под сомнение эту телеграмму, поэтому
приказал вызвать Воронцова в Москву для личного доклада…»
Смотрим, что же здесь пишет Н.Г. Кузнецов:
1. Он указывает, что Воронцов сообщает точную дату нападения (адмиральское «почти» в
данном случае несущественно и скорее лукаво, ибо Воронцов действительно дал точно и дату, и
время нападения — 22 июня, 3.00).
2. Он сообщает важную оговорку: «Среди множества аналогичных материалов такое
донесение уже не являлось чем-то исключительным». Т. е. в эти дни, за неделю до 22 июня,
сообщения о точной дате уже не были «исключительным» событием — такие сообщения шли
волной, десятками.
3. Он подчеркивает, что это был доклад именно официального лица, резидента разведки,
работающего в посольстве в Берлине под прикрытием военно-морского атташе.
4. Эти сообщения разведки в обязательном порядке докладывались главе правительства,
И.В. Сталину.
А теперь посмотрим, что об этом сообщении Воронцова пишет историк А. Мартиросян
(«Что знала разведка?», Красная звезда, МО РФ, от 16.02.2011 г.):
«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в
Берлине капитана 1-го ранга М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня
германские войска вторгнутся в Советскую Россию, Информация Анны Ревельской немедленно
была сообщена в Москву и доложена Сталину». (Интервью М.А. Воронцова опубликовано в
«Морском сборнике» № 6 в 1991 г.)
Кстати, таким образом в 1963 году адмирал Н.Г. Кузнецов и ответил своими
воспоминаниями на вопрос Покровского № 3: «Когда было получено распоряжение о
приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской
Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого
распоряжения и что было сделано войсками?», то есть кто и как тянул время с отправкой в
западные округа сообщения об ожидавшемся возможном нападении Германии 22 июня.
Но в любом случае воспоминания Н.Г. Кузнецова наиболее ценные среди многих
воспоминаний генералов. Ведь он был в Москве, и на его глазах шла отправка «Директивы
№ 1».
Рокоссовского, который, правда, на 22 июня был всего лишь командиром мех. корпуса резерва
КОВО, и маршала М.В. Захарова, который на 22 июня был начштаба Одесского ВО. А теперь
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
307
посмотрим, что писали другие генералы…
Генерал-полковник Г.П. Пастуховский «Развертывание оперативного тыла в начальный
период войны» (ВИЖ № 6, 1988 г., с. 18—25):
«..На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые
в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные
округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций.
Варианты отмобилизования и развертывания оперативного тыла при переходе советских войск
к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались.
Это, в свою очередь, обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных
военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и
неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на
территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было
сосредоточено 340 стационарных складов и баз, или 41 проц. их общего количества [Тыл
Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. Ч. 1. — Л.: Изд. Военной
академии тыла и транспорта, 1963. С. 20—21]. Здесь же размещалось значительное количество
центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных
резервов.
Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из
главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны. <….>
В связи с быстрым продвижением противника на восток пришлось оставить или
уничтожить значительное количество материальных средств.
Только на Западном фронте за первую неделю боевых действий (с 22 по 29 июня) было
потеряно 10 артиллерийских складов, что составило свыше 25 тыс. вагонов боеприпасов (30
проц. всех запасов), 25 складов и баз, где хранилось более 50 тыс. т (50 проц.) горючего, 14
складов с почти 40 тыс. т (50 проц.) продфуража и большое количество других материальных
ресурсов [ЦАМО СССР, ф. 208, оп. 14703, Д. 1, л. 36; оп. 2454, д. 27, л. 152]…»