Сталин. История и личность

Такер Роберт

мер в аграрной сфере, образующих своеобразный порочный круг: конфискация — сопротивление ей — еще более жесткая конфискация.

Умеренные в партии приходили в ужас, видя, сколь настойчиво движется Сталин по пути к революции в деревне. Они прекрасно понимали, что загнать крестьян в колхозы можно только силой, и поэтому опасались, как бы такая политика не привела к катастрофе. Именно перед лицом такой угрозы Бухарин в июле 1928 г. вызвал Каменева из провинции в Москву для тайной беседы. Крайне взволнованный, он заявил ему, что Сталин — это Чингисхан, линия которого губительна для всей революции. Сталинская же теория обострения классовой борьбы по мере приближения к социализму — всего-навсего «идиотская безграмотность». Его действия приведут к восстанию, которое Сталин будет вынужден утопить в крови³⁷

Тревога Бухарина была отчасти реакцией на то, что заявил Сталин в вышеупомянутой речи. Говоря о «ножницах» цен между промышленными и сельскохозяйственными

товарами, Сталин употребил слово «дань». Это слово переносит нас во времена татаро-монгольского ига. Русские князья, как известно, должны были собирать дань для уплаты татарским ханам. Неслучайно поэтому Бухарин, увидев столь зловещее сходство, назвал Сталина Чингисханом. Произнесенное Сталиным слово «дань» открыло глаза всем его политическим противникам из числа умеренных — отныне истинный смысл политических намерений Сталина стал ясен. Они видели, что Сталин пытается следовать традиции Московского государства, правители которого усиливали свою военную мощь путем эксплуатации населения, в частности путем установления крепостного права.

Стало очевидно, что Сталин берет курс на революцию сверху, следуя традиционному пути построения русского государства при помощи силы и принуждения. Противники Сталина из числа умеренных, хорошо зная труды Плеханова, Милюкова и других теоретиков, объясняющих природу и движущие силы процесса создания государства, прекрасно понимали сущность сталинского проекта коллективизации. Попытавшись в феврале 1929 г. в последний раз защитить свою позицию, они поставили Сталину в вину политику «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». Сталин же в своем обращении к объединенному пленуму ЦК и ЦККВКП(б) (апрель 1929 г.), формально подтвердившему уже совершившийся фактически разгром умеренных, отверг предъявленное ему обвинение как грубую клевету. Его слова нашли отражение и в резолюции объединенного пленума, где говорилось, что эти «грубо-клеветнические обвинения» в военно-феодальной эксплуатации крестьянства были взяты «из арсенала лидера кадетов Милюкова»³⁸. Последующие события показали, что умеренные правильно оценивали сталинскую крестьянскую политику и все их опасения имели серьезные основания. Тогда почему же они потерпели поражение, а Сталин выиграл битву за под держку со стороны партийной олигархии? Считается, что Сталин одержал победу благодаря своей власти генерального секретаря. Однако этим исчерпывается далеко не все. Главное другое: его политические маневры создали ситуацию, выбраться из которой многим казалось возможным лишь средствами, указанными им самим. Кроме того, значительную роль сыграла хитрость Сталина, позволившая ему разбудить подспудные антикулац-кие настроения, существовавшие среди членов партии.

Например, на ноябрьском 1928 г. пленуме ЦК ВКП(б) Рыков выступил за повышение цен на зерно, обосновывая это тем, что крестьяне, утратив всякие стимулы к производству, сокращают размеры своих посевных площадей. Сталин же ответил на это так: «Дело тут не в том, чтобы ласкать крестьянина и в

С

этом видеть установку правильных соотношений с ним, ибо на ласке далеко не уедешь...»³⁹ На апрельском 1929 г. пленуме ЦКВКП(б) Сталин в обоснование своей антикулацкой позиции привел в качестве примера рассказ об одной деревенской сходке в Казахстане. Какой-то агитатор целых два часа пытался убедить держателей хлеба сдать его государству. Из толпы выступил кулак с трубкой во рту и ответил ему «А ты попляши, парень, тогда я тебе дам пуда два хлеба». Когда Сталин дошел до этого места своего рассказа, кто-то выкрикнул из зала: «Сволочи!». Докладчик же продолжал: «Убедите-ка таких людей. Да, товарищи, класс есть класс. От этой истины не уйдешь»⁴⁰.

На решающих пленумах ЦК ВКП(б) в 1928 г. Сталина поддерживали не только такие видные партийные деятели, как Молотов, Орджоникидзе, Куйбышев, Ворошилов и Микоян, но также и партийные секретари наиболее важных регионов — Украины (С.В. Косиор), Ленинградской области (С.М. Киров), Сибири (Р.И. Эйхе), Северного Кавказа (А.А. Андреев), Урала (Н.М. Шверник), Центрально-Черноземной области (И.М. Варейкис), Нижнего Поволжья (Б.П. Шеболдаев), Среднего Поволжья (М.М. Хатаевич), Казахстана (Ф.И. Голо-щекин), Харьковской области (П.П. Постышев)⁴¹. Хотя все эти люди были в основном моложе Сталина, они являлись большевиками той же самой закалки, что и он сам. Они прошли политическую школу Гражданской войны и «военного коммунизма».

Говоря о победе Сталина и поражении умеренных, надо принять во внимание еще один факт. Хотя Сталин со всей настойчивостью подчеркивал обострение классовой борьбы по мере приближения к социализму, открыто он нигде не заявлял о готовящейся революции сверху и скрывал свое намерение использовать террор при проведении коллективизации. Более того, он отверг опасения умеренных как беспочвенные, вызванные лишь простым паникерством слабонервных перед лицом трудностей, требующих осуществления политики твердой руки. Перед товарищами по партии Сталин не выступил как экстремист и авантюрист. Поэтому ЦК ВКП(б), поддерживая генеральную линию Сталина, поддерживал, в сущности, политику намного

более умеренную, чем та, что начал вскоре осуществлять Сталин. Доказательства этого мы можем обнаружить в пятилетием плане. День закрытия апрельского 1929 г. пленума ЦК, закончившегося решительной победой Сталина, совпал с днем открытия XVI партийной конференции. Принятый на ней пятилетний план отнюдь не требовал проведения сплошной коллективизации. В соответствии с этим планом к концу пятилетки, т. е. к 1933 г., «социализированный сектор» должен был охватить всего лишь 17,5% всей посевной площади. В резолюции конференции не предусматривалось резкого сокращения «индивидуального сектора»; в ней говорилось только о необходимости сократить к 1933 г. его количественный рост⁴².

Минуло два года с тех пор, как впервые возникли трудности с хлебозаготовками. Руководство партии в целом еще не видело ни необходимости, ни возможности осуществления сплошной коллективизации, в то время как Сталин стремился к этому, мечтая войти в историю как продолжатель дела Ленина и Петра Великого. Тем не менее сам Сталин был доволен тем, чего ему удалось достигнуть, — разгромом правых и одобрением партией хотя бы умеренного плана коллективизации. Но, даже принятый в таком виде, этот план позволял ему повернуть политическую линию в желательном для него направлении.

Ленинизм по-сталинсни

Будучи большевиком, Сталин обязан был относиться к Ленину как к высшему авторитету. Как же ему удавалось совмещать почтительное отношение к Ленину и свои действия? Правые постоянно ставили этот вопрос в разных формах, после того как в ходе внутрипартийной дискуссии 1928 г. он начал раскрывать свои революционные замыслы. Ответом же Сталина были следующие его слова: «...брать Ленина в одной части, не желая брать его в целом, — значит искажать Ленина»⁴³. Тем самым он желал напомнить партии о том другом, раннем Ленине — Ленине, санкционировавшем введение принудительных продовольственных реквизиций; Ленине, зарекомендовавшем себя в 1917-1918 гг. весьма решительными действиями; Ленине, писавшем слово «революция» всегда с прописной буквы.

Будучи ленинцем именно такой закалки, Сталин в решающие моменты обращался к ленинской формуле «кто кого». Полемизируя в апреле 1929 г. с представителями «правого уклона», он подчеркивал, «что мы живем по формуле Ленина “кто кого”: мы ли их, капиталистов, положим на обе лопатки и дадим им, как выражался Ленин, последний решающий бой, или они нас положат на обе лопатки»⁴⁴. Да и в самом деле, в мае 1921 г. Ленин говорил, что четыре года революции и Гражданской войны не стали еще последним и решительным боем; решительным боем будет тот, который окончится «победой на экономическом фронте»⁴⁵. На XVI съезде ВКП(б) в 1930 г., обрушиваясь на «ребяческую формулу Бухарина о мирном врастании капиталистических элементов в социализм», Сталин заявлял так: «Развитие шло и продолжает идти по формуле Ленина — “кто кого”. Мы ли их, эксплуататоров, сомнем и подавим или они нас, рабочих и крестьян СССР, сомнут и подавят — так стоит вопрос, товарищи»⁴⁶. Так, по принципу «кто кого побьет» этот человек, следуя всю жизнь названной ленинской формуле, но вкладывая в нее особый, жесткий смысл, вновь и вновь произносил грозные речи в защиту своей политики. Надо подчеркнуть-, обосновывая свою позицию, он никогда не испытывал недостатка в цитатах из Ленина.

Можно быть уверенным, что, если бы Ленин дожил до 1928 г., он бы выступил против использования силы в отношении крестьян и развертывания впоследствии всеобщей принудительной коллективизации. Поэтому совершенно правы были оппоненты Сталина, ссылавшиеся на Ленина при отстаивании своей позиции во внутрипартийной дискуссии по аграрному вопросу.

В 1919 г., в самый пик «военного коммунизма», Ленин указывал на VIII съезде РКП(б), что в деревне в отличие от города нельзя просто устранить верхний слой капиталистов, а на том, что осталось, строить социалистическое производство. Когда с помещиками в деревне покончили, осталась многомиллионная беднота, мелкие, средние и зажиточные крестьяне, склонные к ведению индивидуального хозяйства. Поскольку верными сторонниками новой власти в деревне были лишь представители бедноты, то решающим моментом в успешном проведении аграрной политики должен быть союз'с неэксплуатирующими крестьянами-середняками, которые, будучи одновременно и собственниками, и производителями, представляли собой «класс», который колеблется. Середняки составляли значительный многомиллионный слой крестьянского населения. Поэтому силой здесь нельзя было ничего достичь. «Насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред, — решительно заявлял Ленин и далее, имея в виду аграрную политику в целом, добавлял: —Действовать здесь насилием, значит погубить все дело. Здесь нужна работа длительного воспитания. Крестьянину, который не только у нас, а во всем мире, является практиком и реалистом, мы должны дать конкретные примеры в доказательство того, что “коммуния” лучше всего»⁴⁷–