Сталин. История и личность
Шрифт:
Принятый в «оптимальном» варианте пятилетний план предусматривал осуществление резкого скачка из отсталости, скачка, осуществить который пытался еще Петр Великий, — так по крайней мере полагал сам Сталин. По плану намечался 20%-ый годовой прирост продукции. Выступая на XVI партконференции, Куйбышев подчеркивал, что в США в годы экономического «взрыва» (в 1850-1860 годах) ежегодный прирост не превышал 8,7%, а в царской России во времена наиболее интенсивного экономического развития — 8%. При этом Куйбышев обошел молчанием то, что «оптимальный» вариант пятилетнего плана предполагал необходимым для своего осуществления наличие четырех основных условий, не выполняемых даже в отдельности-, в своей совокупности их реализация могла явиться экономическим чудом. Эти условия были следующими: 1) пять хороших урожаев подряд; 2) подъем внешней торговли по сравнению с 1928 г.; 3) резкое повышение качества продукции-, 4) уменьшение доли военных затрат в государственном бюджете7 Последнее из этих условий не противоречило общей военной ориентации пятилетки. Оно просто учитывало расходы на снабжение армии всем необходимым за время затянувшейся передышки.
Чтобы разобраться
Уже вскоре после того, как план стал законом, сверху снова стали давить, требуя его перевыполнения. В 1929 г. экономический рост не достиг намеченного планом уровня, не оправдались и расчеты на благоприятную экономическую ситуацию, частично из-за падения в начале Великой депрессии цен на сырье на мировом рынке. Хотя эти обстоятельства вынуждали пересмотреть план в сторону снижения его контрольных цифр, Сталин и Молотов неожиданно потребовали и добились их увеличения почти что в два раза8. Потом Сталин в своем выступлении на XVI съезде ВКП(б) выдвинул лозунг «Пятилетку в четыре года!», а затем добавил для круглого счета, что «мы можем ее выполнить по целому ряду отраслей промышленности в три и даже в два года». На практике, по его словам, это означало, что выплавка стали должна составить 17 млн тонн вместо запланированных 10 млн, выпуск тракторов — 170 тыс. шт. вместо 55 тыс., производство легковых и грузовых машин — 200 тыс. шт. вместо 100 тыс. и т. д. «Могут сказать, что, меняя так основательно наметки пятилетнего плана, ЦК нарушает принцип планирования и роняет авторитет планирующих органов, — заявлял Сталин. — Но так могут говорить только безнадежные бюрократы. Для нас, большевиков, пятилетний план не представляет нечто законченное и раз навсегда данное... Составление плана есть лишь начало планирования»9.
И вот лозунг «Пятилетку в четыре года!» растиражировали по всей стране. Даже дети в детских садах, расхаживая колоннами и размахивая флажками, пели:
Пять в четыре!
Пять в четыре!
Пять в четыре!
А не в пять!
Причем дети совершенно не понимали смысл этих цифр.
Среди «безнадежных бюрократов» оказался и самый горячий проводник сталинской политики индустриализации Валериан Куйбышев, под чьим непосредственным давлением был принят сверхамбициозный «оптимальный» вариант пятилетнего плана. Приняв участие в пересмотре вместе со Сталиным плановых заданий, он, основываясь на трезвых цифрах, понял всю бессмысленность их завышения. В августе 1930 г. на объединенном заседании Госплана и ВСНХ Куйбышев привел статистические данные, показывающие всю нереальность внесенных поправок. Так, увеличение к концу пятилетки выплавки стали до 17 млн тонн, (в 1930 г. она составила всего лишь 5 млн тонн, а в 1931 г. упадет до 4,9 млн тонн, хотя по старому незавершенному плану выплавка стали должна была достигнуть к 1932г. 10 млн тонн) потребовало бы только в 1931 г.непо-сильных для государственного бюджета инвестиций в черную металлургию в размере 2,5 млрд руб. В результате цифра была занижена до уровня 10 млн тонн, но даже эту цифру удалось получить лишь во второй пятилетке в 1934 г.10.
Тем не менее Сталин не намеревался ослаблять давление на страну. В феврале 1931 г. он еще более продвинулся по пути ужесточения экономического экстремизма. Выполнение пятилетнего плана в четыре года обеспечено, заявил он. А обещание хозяйственников достигнуть в 1931 г. контрольных цифр по выпуску промышленной продукции фактически означает обязательство выполнить в три года план для основных отраслей промышленности. Далее Сталин бросил боевой клич: «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять»1'.
Получалось, что план как таковой потерял свое значение. «Вакханальное планирование»12, осуществляемое под личным прямым руководством Сталина, вытесняло все принципы планирования рационального. Пользуясь отсутствием ограничений для своей определяющей политику власти, Сталин действовал теперь, одержимый идеей совершить два важных дела — добиться успеха там, где Петр потерпел поражение, и сделать реальностью второй Октябрь.
Сталин следовал примеру Петра, обращая свой взор на Запад. В 1928-1933 гг. было затрачено 1,5 млрд инвалютных рублей на покупку оборудования для тяжелой промышленности15. За границу отправили большое количество инженеров для изучения иностранных промышленных технологий. Более того, в Россию для работы на контрактных условиях приглашались из-за рубежа сотни и тысячи инженеров и рабочих. Советские автомобили марки ЗИС и тракторы типа «Сталинец» являлись точными копиями американских моделей (например гусеничного трактора «Катерпиллар Д-7»). В одном обстоятельном исследовании данного вопроса приведено 217 соглашений о технической помощи, заключенных между СССР и иностранными фирмами с 1929 по 1945 г. На основании этих данных делается вывод о том, что «ни одна крупная технология, ни один крупный завод из числа тех, что были созданы за 1930-1945 гг., не может рассматриваться как чисто советское достижение»14. В процесс передачи технологий были вовлечены компании Америки, Германии, Великобритании, Италии, Франции, Швеции, Норвегии, Дании, Канады, Швейцарии, Испании, Чехословакии и др. Их перечень составил бы содержание справочника «Кто есть кто» мирового капитализма.
Военный характер сталинской индустриализации хорошо проявляется в ее географии.
Хотя огромное большинство жертв сталинской революции составляли крестьяне, были среди них и инженеры из числа старой интеллигенции. В их рядах находились профессиональные плановики, работавшие над «стартовым» вариантом пятилетнего плана. Совместно с другими они обвинялись в организации вредительства и диверсий, в связях с агентурой международного капитала, по указке которой они якобы действовали. Это обвинение было им предъявлено на следующем после Шахтинского дела большом показательном процессе. Новая кампания, проходившая в ноябре — декабре 1930 г., получила название дело Промпартии. Промпартия являлась фиктивной организацией. Однако, согласно обвинительному акту, она была создана в конце 20-х годов представителями старой технической интеллигенции, такими, как профессор Л.К. Рамзин, директор теплотехнического института в Москве. Всего же в этой организации насчиты-
валось около 2 тыс. инженеров. По данным обвинения, первоначально функционировал координационный центр по организации вредительства и диверсий в различных отраслях промышленности — оборонной, текстильной, корабле- и машиностроительной, химической, нефтяной, золотодобывающей. Он превратился впоследствии в подпольную политическую партию. Ее целью стала подготовка путем экономического саботажа почвы для переворота, намечаемого на 1930 или 1931 г., который должна была поддержать англо-французская военная интервенция. В области планирования их махинации, согласно обвинению, состояли в отстаивании тех планов, которые бы замедлили темпы экономического развития и создали диспропорции, ведущие к экономическому кризису. Тем самым было бы спровоцировано недовольство в народе советской властью. Следует также иметь в виду, что один из обвиняемых скончался во время следствия, а двое других были осуждены ранее и теперь становились очень полезными для «сценаристов» из ОПТУ, которые по своему усмотрению могли манипулировать их показаниями, используя против тех, кому было только предъявлено обвинение. Затем в ходе процесса обвиняемые признались, что в случае прихода к власти они намеревались сформировать контрреволюционное правительство. Его премьер-министром должен был бы стать П.А. Пальчинский (осужденный и расстрелянный еще до начала суда), министром внутренних дел — бывший русский промышленник П.П. Рябушинский, а министром иностранных дел — известный историк академик Е.А. Тарле. Однако правдивости этого спектакля был, к сожалению, нанесен удар: выяснилось (на Западе), что г-н Рябушинский умер в эмиграции до того, как якобы создавалась эта организация.
Для успеха представления требовалось, чтобы обвиняемые должным образом сыграли роли, уготованные им в этой политической драме. Понятно, что склонить их к даче таких показаний можно было двумя способами. С одной стороны, им обещали мягкое и уважительное обращение при условии полного сотрудничества. С другой — в случае отказа им грозили тяжелыми последствиями как для них самих, так и для членов их семей. Причем к словесным угрозам нередко добавлялось физическое давление. В ответ на якобы всенародное требование, прозвучавшее на проходивших по всей стране организованных коммунистами митингах, суд вынес всем обвиняемым смертные приговоры, которые, правда, сразу же были отменены указом правительства. Наиболее активным подсудимым на этом процессе был профессор Л. Рамзин. Он не только признал свою вину, но обвинил еще и других. По окончании суда его поместили в особую тюрьму, где он занимался созданием нового парового котла и откуда его потом выпустили. Когда Рамзин встретился на свободе с одним из бывших подсудимых на этом процессе, инженером Лурье, тот отказался с ним разговаривать из-за того, что Рамзин на суде дал против него ложные показания. Рамзин разрыдался и сказал, что на себя он наговорил больше, чем на других, и что такие показания заставляло его давать ОГПУ17
Подобно Шахтинскому делу, процесс над Промпартией послужил нескольким политическим целям Сталина. Во-первых, процесс способствовал созданию атмосферы террора, когда стало возможным оказывать давление на техническую интеллигенцию, заставляя ее таким образом принять участие в проведении индустриализации. Во-вторых, процесс дал повод убрать из всех хозяйственных органов управленцев — сторонников «правых» и насадить там сталинистов. В-третьих, процесс раскрыл якобы существующий заговор капиталистического мира с целью свержения советской власти, что давало Сталину возможность утверждать: капиталистическое окружение не просто «географический» факт. Тем самым снова возрождалось представление о военной угрозе,