Сталин. История и личность

Такер Роберт

Требовалось не только облегчить материальное положение народа, но и развеять характерную для первой пятилетки атмосферу сурового аскетизма. В 1934 г. на экраны страны вышла первая в своем роде кинокомедия «Веселые ребята». В Москве, Ленинграде, других крупных городах открылись танцплощадки. Теперь можно было танцевать столь порицавшийся раньше фокстрот под американский джаз, который тоже прежде не приветствовался. Вошел в моду теннис, еще недавно считавшийся буржуазным видом спорта. Рестораны московских гостиниц, прежде посещавшиеся почти исключительно иностранцами, теперь заполнила нарядно одетая публика, представлявшая трудящихся, по выражению корреспондента «Нью-Йорк тайме», «всех отраслей советского хозяйства»³⁵.

Другая журналистка, приехав в СССР после шестилетнего отсутствия, обнаружила, что в магазинах появились товары, а в комнате

очень довольного своей жизнью ударника труда она увидела на стенах коврики из набивной ткани с картинками, абажуры, салфеточки, подушки и подушечки. Она задается вопросом, суждено ли советской элите пройти весь путь к особнякам, обставленным в буржуазном вкусе-³⁶. Такого рода мысли приходили в голову и писателю Илье Эренбургу, когда знойным летом 1934 г. он гулял по московским улицам и повсюду слышал популярную песенку «У самовара я и моя Маша», доносившуюся из открытых окон. «Маш было гораздо больше, чем самоваров», — замечает Эрен-бург, но «Маша у самовара» вполне устраивала членов всевозможных бюро, председателей горсоветов, совслужащих — мелкобуржуазные вкусы дореволюционного времени казались им эталоном³⁷

Случай помог Сталину в 1934 г. предстать перед всей страной в образе лучшего друга простого человека. Ледокол «Челюскин», который должен был пройти Северным морским путем и доставить научную экспедицию во Владивосток, был раздавлен льдами в Чукотском море. Члены экспедиции во главе с О.Ю. Шмидтом и экипаж ледокола (всего 104 человека) высадились на льдину и были спасены советскими авиаторами, которые вывозили их небольшими группами в течение марта и апреля. Газеты ежедневно сообщали о ходе спасательной операции, вся страна восхищалась стойкостью челюскинцев и мужеством их спасителей. Отважные летчики стали первыми Героями Советского Союза, но главным героем челюскинской эпопеи оказался Сталин. Чуть ли не во всех сообщениях о челюскинцах упоминалось имя и красовались портреты Сталина. Перед своим триумфальным возвращением челюскинцы направили ему благодарственную телеграмму: «Мы знали, что ты, товарищ Сталин, заботишься о нас, что ты являешься инициатором грандиозных мероприятий по спасению полярников с “Челюскина”»³⁸.

В августе 1934 г. состоялся I съезд советских писателей, который мог показаться предвестником либерализации в сфере культуры. Правда, упоминание сталинского определения писателей как «инженеров человеческих душ» в кратком вступительном слове Жданова следовало бы расценить как знак того, что очень скоро литературное творчество будет полностью контролироваться партией, но тогда главным событием сочли основной доклад Горького. Лейтмотивом доклада было многообразие литературных форм и течений при условии лояльности к советской власти. На съезде выступили Бухарин и Радек. Внушал надежды и хороший прием, оказанный беспартийным писателям, которые составили 40% общего количества (600) делегатов. По вопросам драматургии на съезде выступили Алексей Толстой, а также такие известные беспартийные литераторы, как Бабель, Олеша и Пастернак. Из заключительного слова, с которым на съезде выступил Горький, писателям стало ясно, кому они обязаны столь благожелательным отношением: «Года два тому назад Иосиф Сталин, заботясь о повышении качества литературы, сказал писателям-коммунистам: “Учитесь писать у беспартийных”»³⁹.

Незадолго до открытия съезда Сталин пошел еще на один маневр. На этот раз — чтобы создать впечатление правителя, принимающего близко к сердцу интересы литературной братии и судьбы ее членов. Как упоминалось выше, поэт Осип Мандельштам был арестован в середине мая 1934 г. за антисталинское стихотворение. Жена Мандельштама Надежда и Борис Пастернак обратились к Бухарину, в то время редактору «Известий», с просьбой заступиться за Мандельштама и облегчить его участь. Бухарин послал Сталину письмо с припиской, в которой говорилось, что Пастернак очень огорчен арестом Мандельштама. Однажды поздно вечером в июле, незадолго до начала съезда, в московской коммунальной квартире, где жил Пастернак, раздался телефонный звонок из Кремля. Звонил Сталин.

Сталин сказал, что дело Мандельштама рассмотрено и все будет хорошо. Он даже упрекнул Пастернака за промедление. «Если бы я был поэтом, — сказал Сталин, — и мой друг, поэт, попал в беду, я бы все сделал, чтобы ему помочь». Пастернак хотел возразить, но Сталин перебил: «Он ведь гений — или нет?». Позже Пастернак позвонил секретарю Сталина и спросил, следует ли ему держать этот разговор в секрете. Ему ответили, что в этом нет никакой

необходимости. В своих мемуарах Надежда Мандельштам совершенно справедливо отмечает, что Сталин явно хотел, чтобы об этом разговоре узнало как можно больше людей⁴⁰. Если мотивы и значение ночного звонка Сталина не были правильно поняты в то время и еще долго вызывали споры, то только потому, что его поступок не рассматривался в контексте политики разрядки, которую он проводил в рамках заговора сверху. Сталину хотелось, чтобы писатели видели в нем заботливого покровителя искусств, человека с поэтической душой. Мандельштам был всего лишь сослан и благодаря этому до времени избежал худшей участи.

Проявлением политики внутренней разрядки было и укрепление законности. Сталин хотел уверить служащих, специалистов и простых людей в том, что они ограждены от произвола властей на местах. Прокуратура получила статус независимого всесоюзного органа (1933), и на нее был возложен надзор за законностью действий административных органов, включая ОГПУ. На свободу выпустили немало осужденных за незначительные преступления и проступки. Органы безопасности, по слухам, получили указание не арестовывать инженеров и военнослужащих без ордера на арест или согласования с ЦК в каждом отдельном случае⁴¹. Прокуратуру в то время возглавлял старый большевик Иван Акулов. Он энергично взялся за реабилитацию специалистов, осужденных без убедительных доказательств вины. Вышинский, человек Сталина, был заместителем Акулова и занял его место в 1935 г. Судя по рвению Вышинского, за новой политикой в области уголовного преследования и судопроизводства явно стоял Сталин. Вышинский осудил «обвинительный уклон», предполагавший незамедлительный приговор по любому делу, и строго указал работникам юстиции на недопустимость необоснованных арестов, незаконной конфискации имущества и других нарушений прав граждан, которые дискредитируют власть в глазах народа⁴².

Реорганизация карательных органов в июле 1934 г. в рамках кампании по укреплению законности и устранению недостатков в судебной практике легко сошла за реформистскую меру, направленную на введение их деятельности в русло законности. Ничего не говоря об ослаблении накала борьбы против изменников, «Правда» в редакционной статье по этому поводу сообщала о стабилизации режима. А в редакционной статье «Известий», написанной самим Бухариным или под его руководством, говорилось, что раньше террор был нужен для подавления действительно имевшего место сопротивления врагов, но теперь враги внутри страны в основном побеждены и разгромлены; а это означает, что, хотя борьба и не окончена, она будет вестись ДРУГИМИ МЕТОДАМИ, что резко возрастает роль РЕВОЛЮЦИОННОЙ ЗАКОННОСТИ и СУДЕБНЫХ учреждений, призванных рассматривать дела в соответствии с определенными юридическими нормами⁴³. Сталин, вероятно, остался доволен таким выступлением «Известий» — оно вполне отвечало его планам.

Пожалуй, самым ловким маневром в политике разрядки была временная демонстрация готовности проявить терпимость к прежним уклонистам и оппозиционерам. Хотя в мае 1934 г. партийная чистка возобновилась и комиссии по чистке были созданы еще в девяти областях, она проходила по заведенному порядку, арест не был непременным следствием исключения из партии и пострадали лишь немногие представители старых большевиков. Мало того, некоторые известные бывшие оппозиционеры публично каялись в прежних заблуждениях, заявляли о своей верности Сталину и генеральной линии и подавали заявления о восстановлении в партии. Одним из таких раскаявшихся был Христиан Раковский, сосланный еще в 1928 г. Авторитет Раковского в кругах левой оппозиции уступал разве только авторитету Троцкого⁴⁴.

Даже Зиновьев и Каменев, которых восстановили в партии в 1933 г., начали потихоньку вновь заявлять о себе. Зиновьев время от времени помещал в «Правде» статьи по вопросам международного положения и внешней политики и с апреля по июль 1934 г. числился членом редакционной коллегии журнала «Большевик». Одна статья Каменева также появилась на страницах «Правды»; кроме того, он написал предисловие к вышедшему в ноябре сборнику сочинений Макиавелли. Он превозносил «Государя» как сочинение, явившее миру «величественную картину» борьбы за власть в рабовладельческом обществе, где богатое меньшинство правит большинством, которое занято тяжким трудом⁴⁵. Очень может быть, это было описание советского государства эзоповым языком. Предисловие Каменева фигурировало в качестве одной из улик против него на открытом процессе в 1936 г.