Сталин. История и личность

Такер Роберт

– 'иазппУ ;п,И

Большой террор

]

Теперь Сталину ничто не мешало развязать Большой террор. Опираясь на запуганный Центральный Комитет, на руководимый Ежовым и его людьми НКВД, расстреляв военачальников, создав механизм для проведения чистки и получив в свое распоряжение документы на огромное число жертв, утвердив с помощью показательных процессов как неоспоримую догму наличие разветвленного антигосударственного заговора, он приступил к радикальной трансформации советской элиты.

С марта-апреля 1937-го вплоть до 1939 г, над верхними и средними слоями общества бушевал огненный шторм репрессий, Затем он пошел на убыль. Статистические данные о понесенных жертвах — они все еще изучаются и обсуждаются —

будут рассмотрены ниже, Пока же достаточно сказать, что ни одна большая страна никогда не страдала от столь жестокого государственного террора так, как в те годы Россия. Арестованные и казненные, отправленные в лагеря рабского труда исчислялись миллионами, а обрушившиеся на их близких несчастья и невзгоды не поддаются описанию. Невероятно огромен был моральный, духовный, экономический, военный и культурный урон, нанесенный советскому государству.

В мемуарах тех, кто выжил, рассказывается, что к жаркому лету 1937 г. у них создалось впечатление, что вся страна обезумела, Относительное спокойствие сохранялось лишь в рабочих поселках, расположенных за чертой города¹. Возможно, было спокойно и в некоторых сельских районах. В самый разгар террора Сталин пошел на некоторые уступки крестьянству. Согласно указу от 21 марта 1937 г., была аннулирована задолженность колхозов и единоличников по поставкам зерна государству в 1936 г. Крестьянам разрешили продавать излишки зерна еще до того, как они сдадут государству все реквизированное зерно. Подобные выгодные крестьянам меры в сочетании с благоприятными погодными условиями, позволившими собрать в 1937 г. небывалый урожай (в отличие от 1936 г. с его охватившей многие районы затяжной засухой), способствовали возникновению в деревне атмосферы умиротворенности. Многие могли с мрачным удовлетворением рассуждать о том, что те самые коммунисты, которые совсем недавно подвергли их суровым испытаниям коллективизации и голода, получили по заслугам. Когда жертвой террора стал член Политбюро Косиор, который был секретарем ЦК Компартии Украины во время свирепствовавшего там голода, молодой тогда офицер крестьянского происхождения Петр Григоренко посчитал это «справедливым возмездием за его антинародную деятельность»².

Для верхнего же и среднего слоев городского населения наступила пора страшных страданий. Аресты приняли характер эпидемии. «Людей не арестовывают. Они просто исчезают, — рассказывал на страницах издававшегося за рубежом “Бюллетеня оппозиции” очевидец. — Идет, например, заседание; человек выходит в уборную и не возвращается. Так незаметнее. Куда он девался, никто, конечно, не спрашивает»³.

Очень часто арестовывали прямо на квартирах. Ночами по улицам проносились автомобили НКВД, прозванные «черными воронами». Для многих, особенно для занимавших сколько-нибудь ответственные посты, ночные часы (главным образом между одиннадцатью и двумя) проходили в мучительном ожидании. Однажды вернувшаяся поздно домой с вечеринки девушка, обнаружив, что забыла ключи, позвонила в дверь. Ей пришлось долго ждать, а после второго звонка ей открыл мертвенно-бледный, полностью одетый отец. Он долго смотрел на нее, а потом, вместо того чтобы облегченно вздохнуть, дал выход своей напряженности, ударив ни в чем неповинную дочь по лицу⁴. Начиная с 1937 г. Литвинов оставлял перед сном на своей тумбочке револьвер. Нарком иностранных дел решил, что, если придут его арестовывать, он лучше покончит с собой, но не дастся живым в руки⁵.

Кое-кто из пожилых людей оказался достаточно благоразумным и, уйдя на пенсию, жил уединенно. В большей опасности оказались те, кто работал в коллективах, где проводились посвященные чистке собрания. Некоторые уезжали в отдаленные районы, чтобы исчезнуть из поля зрения. Немногим из тех, у кого шансы выжить были невелики, помог спастись счастливый случай. Скажем, кто-то в НКВД забыл внести опальное имя в список подлежащих аресту⁶. Многие пытались заглушить свои страхи алкоголем, и веселые застолья предшествовавших лет переросли в 30-е годы в широко распространившееся пьянство от отчаяния⁷. Оживленные политические дискуссии, которые в прошлом велись в квартирах коммунистов-интеллигентов, сменились беседами шепотом между близкими друзьями на одну-единственную, вызывавшую жгучий интерес тему-, в чем причины террора?⁸

Роль Сталина

Будучи большим специалистом в тактике обмана, Сталин теперь пытался не привлекать к себе внимания. После февральско-мартовского пленума 1973 г. он в течение двух лет не выступил ни с одной большой речью. В 1937 г. было опубликовано лишь два его выступления, а в 1938-м — только одно. В них он лишь намекнул на кампанию террора. Ежегодные доклады и обращения по случаю годовщин Октябрьской революции Сталин в 1937 и 1938 гг. (хотя первая из этих дат пришлась

на ее двадцатилетие) поручил Молотову. На Микояна была возложена задача произнести в конце 1937 г. речь, прославлявшую НКВД, по случаю двадцатилетия ЧК Сталина не было на опубликованном в печати групповом снимке высшего партийного руководства, присутствовавшего на этом мероприятии; он появился лишь на состоявшемся после него концерте в Большом театре. Он перенес свой рабочий кабинет со Старой площади в Кремль, куда перевел и основную часть Секретариата Центрального Комитета⁵¹. И до того избегавший непосредственного общения с народом, обитатель Кремля стал вести теперь еще более замкнутую жизнь.

Тем самым Сталин исподволь внушил народу, что к террору он, дескать, отношения не имеет и что осуществлявшие его люди, возможно, даже не информируют его об этом, Эренбург, приехавший в начале 1938 г, в Москву в отпуск из Испании, где он был военным корреспондентом, много позже вспоминал слова выдающегося театрального режиссера Мейерхольда: «От Сталина скрывают., .». Пастернак, которого однажды ночью встретил среди сугробов Лаврушинского переулка выгуливавший собаку Эренбург, размахивая руками, сказал: «Вот если бы кто-нибудь рассказал про все Сталину!..». Они оба, быть может, понимали больше, чем позволили себе произнести вслух. Друг жены Ежова, писатель Бабель, пришел как-то к ней, желая «разгадать загадку». Позже он утверждал: «Дело не в Ежове. Конечно, Ежов старается, но дело не в нем». И тем не менее Эренбург утверждает, что Бабель был склонен приписать ответственность Ежову: «Мы думали (вероятно, потому, что нам хотелось так думать), что Сталин не знает о бессмысленной расправе с коммунистами, с советской интеллигенцией»^,0.

Согласно другой версии, вина за террор, а также за то, что Сталин оставался в неведении, лежала на неких таинственных антикоммунистических силах, занимавших высокие посты. В опубликованных после смерти Сталина мемуарах человек, командовавший в те дни военным округом, вспоминает о разговоре с комиссаром стрелковой дивизии, который сказал: «Что творится?.. Я не верю, что в партии столько врагов. Не верю. Может быть, в каком-то высоком звене партии, в органах безопасности сидят не наши люди? Похоже, что партийные кадры уничтожают сознательно. Я даю голову на отсечение, что Иосиф Виссарионович не знает об этом. Сигналы, жалобы, протесты перехватываются и до него не доходят. Надо добиться, чтобы Сталин узнал об этом. Иначе — гибель. Завтра возьмут тебя, а за тобой и меня. Молчать нельзя»¹ Г

С этой концепцией тайной контрреволюции соглашались некоторые заключенные в лагерях. Они утверждали, что к рычагам власти пробрались фашисты¹². Ставшие теперь известными факты свидетельствуют, что подобного рода взгляды были результатом хитросплетений Сталина, а также нежелания многих людей примириться с мыслью, что движущей силой кампании, все явственней принимавшей форму уничтожения ленинского режима, был именно он.

Генеральным режиссером кампании террора был притаившийся за кулисами Сталин. Его кремлевский кабинет превратился в ее командный пункт. Те же, кто, подобно Вышинскому или Ульриху, исполняли на публике ведущие роли, были лишь сталинскими марионетками. Ежов, который в 1937 г. получил ранг кандидата в члены Политбюро, человек, давший свое имя этой эпохе, оставался на всем ее протяжении подчиненной Сталину мелкой пешкой. Он ежедневно являлся к Сталину с толстой папкой документов, совещался с ним по три-четыре часа, получал от него указания¹³.

Ежов передавал Сталину на утверждение списки будущих жертв с предложениями о приговорах, которые им следовало вынести. На протяжении 1937 и 1938 гг. Сталин одобрил 383 таких списка на 44 тыс. партийных, комсомольских, военных и других ответственных работников, а также деятелей культуры¹⁴.

Сталин активно руководил кампанией террора, подготовкой к третьему московскому процессу, отдавал по собственной инициативе приказы об арестах, вникал в детали ведущегося следствия, порой определял, каким пыткам подвергнуть ту или иную партийную жертву, выговаривал сотрудникам НКВД, если они не могли получить необходимые признания, и даже проводил в своем кабинете очные ставки между обвиненными руководителями и теми, кого под пытками сделали их обвинителями¹⁵. После уничтожения группы Тухачевского Сталин лично вмешался и организовал в вооруженных силах кровавую бойню,-в августе 1937 г. он присутствовал на секретном совещании политработников и потребовал искоренить врагов, якобы действующих в армейской среде. Когда один участник совещания спросил: «Можем ли мы говорить полным голосом о врагах народа?», ответ Сталина был утвердительным¹⁶. После совещания Ворошилов и Ежов подписали приказ, в котором утверждалось, что в вооруженных силах действует разветвленная шпионская сеть, и потребовали разоблачения причастных к ней, после чего в конце 1937 г. НКВД организовал в Красной Армии массовые репрессии¹⁷.