Сталин. История и личность
Шрифт:
«Леди Макбет» была снята с репертуара. Для обсуждения феномена «сумбура» проводились собрания, и многие отвернулись от композитора. Хотя в 1937 г. Шостакович Пятой симфонией и вернул себе официальное расположение, он больше никогда не обращался к оперной музыке и чувство горечи осталось у него навсегда. А оскорбительные нападки на Шостаковича положили начало кампании против «формализма», распространившейся на все виды искусства. Что понималось под «формализмом» — так и осталось невыясненным. Правда, создавалось впечатление, что это был синоним всего, что можно было отнести к авангарду, к искусству современному, экспериментальному или левому. Истинная ценность произведения искусства определялась его народностью, доступностью для понимания непритязательными
На инициированных партией бесконечных собраниях осуждались формалистские ошибки, выслушивались покаянные признания деятелей искусства и обещания усилить народность. Пресса наносила удары по «какофонии» и «псевдореволюционному новаторству» в архитектуре, главным носителем которого назывался архитектор Константин Мельников; по «пачкунам» с их левацкими загибами, уродовавшим иллюстрации к детским книгам; по художникам, полагавшим, что их картины должны изображать не реальные предметы, а передавать внутреннее видение художника; по антинародному литературному формализму, будто бы игнорировавшему «пожелания» народа, стремящегося видеть себя, свою счастливую жизнь изображенными с той простотой, которая присуща произведениям Ленина и Сталина9.
Статья «Сумбур вместо музыки» прозвучала зловеще для «дергающихся ритмов джаза». Становилось все труднее выступать джазовому оркестру Александра Цфасмана, а также другим музыкантам, завоевавшим популярность в начале 30-х го-
й
дов. Упадок джаза был замаскирован созданием в 1938 г. Большого государственного джаз-оркестра СССР, который, однако, далеко не отвечал этому жанру. Но даже он испытал трудности, когда его новая солистка, красавица Нина Донская, певшая в джазовой манере, вызвала неудовольствие Сталина манерой своего исполнения во время выступления на одном из праздничных приемов для советской элиты в Кремле. В названии джаза было снято слово СССР, а Нину уволили из него10. Сталин, однако, не возражал против советской популярной музыки, если только элементы джаза не выходили в ней за дозволенные границы.
Сталин страстно любил кино и хорошо понимал, сколь сильно оно воздействует на зрителей, так же восторженно смотревших фильмы, как и тогдашняя публика на Западе. Именно Сталин, а не руководитель Комитета по кинематографии был «наркомом кино». У него был личный просмотровый зал, где ему демонстрировали новые фильмы прежде, чем выпустить на широкий экран. Так, для разрешения проката музыкальной комедии Григория Александрова «Веселые ребята», в которой всеми любимый актер и певец Леонид Утесов исполнял роль пастуха, ставшего дирижером джаз-оркестра, потребовалось личное благословение Сталина после специально проведенного для членов Политбюро предварительного просмотра фильма. Когда фильм закончился, присутствующие ждали реакции Сталина и с облегчением вздохнули при его словах: «Хорошо! Я будто месяц пробыл в отпуске»1Г
«Веселые ребята» вышли на экран в декабре 1934 г., т. е. именно в том месяце, когда был убит Киров, и пользовались огромным успехом. Жизнерадостные мелодии фильма — некоторые из них были заимствованы у американских композиторов — помогли отвлечь внимание народа от событий, разворачивавшихся в пору тихого террора.
В 1936 г. в прокат был выпущен фильм Александрова «Цирк». В те годы многие распевали прозвучавшую в «Цирке» «Песню о Родине», начинавшуюся таю
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек,
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Некоторые исполняемые Цфасманом и его оркестром джазовые мелодии перешли в фильм в качестве музыки покинутой героиней греховной расистской Америки. Но особенно любимой Сталиным музыкальной комедией была лента Александрова «Волга-Волга» (1938). Он смотрел ее так часто, что некоторые главные реплики ее
Угождая пожеланиям и вкусам диктатора, Александрову удавалось ладить с ним. Это же можно сказать и о Ромме, снявшем буквально под личным контролем Сталина фильм «Ленин в Октябре». Но первое место в этом ряду принадлежало Михаилу Чиаурели. Найденный Берией в Грузии, Чиаурели пользовался доверием Сталина, прославив его в лентах «Великая заря» и «Падение Берлина».
А тем временем такие мастера кинематографии, как Всеволод Пудовкин, Дзига Вертов, Александр Довженко, Сергей Эйзенштейн, переживали трудные времена. Пока они оставались самостоятельными постановщиками и режиссерами, они обнаруживали художественную индивидуальность, поскольку могли свободно экспериментировать и импровизировать. Именно тогда родились такие шедевры, как пионер документальной кинематографии «Киноглаз» Вертова (1924), бессмертный «Броненосец «Потемкин» Эйзенштейна (1926), «Конец Санкт-Петербурга» Пудовкина (1927), «Земля» Довженко (1930). Но к этому времени распространившаяся на культуру сталинская диктатура уже готовилась придавить их.
В 1926 г. Сталин предложил Эйзенштейну снять фильм, доказывающий необходимость коллективизации. И Эйзенштейн после перерыва, потребовавшегося для того, чтобы сделать к десятилетию революции ленту «Октябрь», окончательный вариант которой подвергся сталинской цензуре, завершил картину под названием «Генеральная линия». Сталин, посмотревший фильм до выпуска на экран, вызвал к себе Эйзенштейна и Александрова. Он прочел им лекцию о марксизме и о том, как надо делать кино, предложил внести в фильм некоторые изменения и назвать его «Старое и новое», что и было выполнено15.
Сформировавшаяся в 30-е годы система «железобетонного» сценария сковала творческий потенциал мастеров кино. В соответствии с нею тщательно детализированные сценарии новых фильмов — темы их часто предлагались Сталиным — проходили предварительную цензуру в Государственном комитете по кинематографии, а затем режиссер фильма должен был работать с коллегами, в обязанность которых входило обеспечение строгого соблюдения утвержденного плана Ч Подобный режим помешал Эйзенштейну, всецело поглощенному новыми идеями и проектами, завершить в промежуток времени между «Старым и новым» (1929) и «Александром Невским» (1938) работу над очередным фильмом. Лента, посвященная Александру Невскому, была еще одним заданием Сталина и снималась по методу «железобетонного» сценария. Позже Эйзенштейна нацелили на воплощение замысла Сталина о фильме, в котором Иван Грозный был бы выведен русским национальным героем.
В условиях диктатуры, воцарившейся в культуре, аналогичные мучения выпали и на долю Довженко. В начале 1935 г. Сталин предложил ему снять фильм о легендарном украинском командире времен Гражданской войны — Николае Щорсе. В качестве образца для Довженко должен был служить незадолго до этого выпущенный на экраны и удостоенный высоких похвал «Чапаев». Довженко покорно вернулся на Украину, чтобы выполнить такое задание, ив 1939 г. фильм наконец появился. Так как Щорс преждевременно скончался, то не составило большого труда изобразить его бесстрашным комдивом, сражавшимся на Украине против внутренних врагов революции, а в 1919 г. и против поляков. Но ко времени работы над фильмом многие из тех, кто воевал рядом с Щорсом, стали жертвами террора, что вынудило Довженко окружить своего героя вымышленными боевыми товарищами. Каждый эпизод ленты и все принимаемые в ходе съемки решения должны были одобряться наверху, в Москве. Происходили ночные беседы со Сталиным. Позже Довженко рассказывал своим друзьям об одной жуткой встрече, входе которой мрачный Сталин отказался разговаривать с ним, а присутствовавший при этом Берия обвинил режиссера в участии в украинском националистическом заговоре15.