Сталин. История и личность
Шрифт:
По-настоящему интересовала его и вызывала в нем прилив энергии лишь «организационная работа», под которой большевики понимали расстановку кадров. На данном поприще Сталин считал себя преемником Свердлова, которого он в посвященной его памяти статье, написанной в 1924 г., превозносил как «организатора до мозга костей, организатора по натуре, по навыкам, по революционному воспитанию, по чутью, организатора всей своей кипучей деятельностью». Быть в тех условиях вождем-организатором такого калибра, как Свердлов, писал Сталин, значит, во-первых, знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки, уметь подойти к ним; во-вторых, уметь расставить работников так, чтобы каждый чувствовал себя на месте и мог отдать революции максимум своих способностей, чтобы эта расстановка порождала согласованность в работе и помогала осуществлению той политической идеи, во имя которой производится распределение работников по постам69 Однако сталинская школа организационной работы отличалась от свердловской одним существенным аспектом, о котором Сталин умолчал. При отборе на выдвижение в партийной иерархии к кандидатам предъявлялись определенные требования.
Скоро многие в партии почувствовали, что Сталин действует как политический босс. Но не следует думать, что он сам видел себя в таком свете. И ничто не говорит о том, что Сталин считал себя «политиканом, тесно связанным с политической машиной» (в американском понимании). Факты, о которых уже говорилось выше, скорее свидетельствуют о том, что Сталин рассматривал себя в качестве вождя-организатора в лучших традициях Свердлова, как человека, всем сердцем преданного делу большевизма и революции. Формированию подобной точки зрения способствовала глубоко укоренившаяся привычка увязывать политические отношения с отношением лично к нему. Как мы увидим, по его понятиям, хорошим большевиком мог называться только тот, кто доброжелательно относился к Сталину, и наоборот, враг Сталина был также и врагом партии. Поэтому «организационная работа», которая представляется нам крайней формой «политиканства», казалась ему всего лишь процессом подбора и расстановки наиболее подходящих для того людей, Способных «дать революции максимум» своих талантов.
Следует еще отметить, что карьере Сталина в партии во многом помогла женитьба в 1919 г. на Надежде Аллилуевой. Непохожая на первую жену — простую грузинскую девушку, Надежда была человеком, впитавшим большевизм с молоком матери, — человеком, для которого общественная деятельность являлась насущной потребностью. Вступив в партию в 1918 г., она какое-то время работала в Царицыне, одновременно выполняя партийные поручения. Не замкнулась она в домашнем хозяйстве и после вступления в брак, а начала в 1919 г. трудиться в личной канцелярии Ленина. В разгар Гражданской войны Надежде приходилось проводить в канцелярии долгие часы, часто до поздней ночи, печатать на машинке, шифровать и расшифровывать телеграммы. Как впоследствии вспоминали старшие сотрудники этой канцелярии, ей доверяли работу самого секретного характера. Позднее она устроилась в редакцию журнала «Революция и культура», публиковавшегося «Правдой», и активно участвовала в деятельности партийной организации издательства. Затем она поступила в Промышленную академию, собираясь стать специалистом по синтетическим волокнам71.
Вместе с тем Надежда стала матерью двух детей и показала себя хорошей хозяйкой. Семья жила не по-пролетарски. Сохраняя квартиру в Кремле, Сталин и Надежда в 1919 г. получили просторную загородную дачу, недалеко от деревни
Усово, в живописной местности на берегу реки Москвы. Дача называлась Зуба-лово, по имени нефтепромышленника, которому до революции принадлежала. В 20-е годы дом перестроили, и под наблюдением Сталина это место превратили в процветающую усадьбу с различными надворными постройками, цветниками, плодовым садом, полянкой для индеек и бассейном для уток. Чтобы выкроить время для активной работы вне дома, Надежде приходилось во многом полагаться на няней и домашних воспитателей для сына Василия и дочери Светланы. Но верховенство в Зубалове она сохранила за собой, превратив его в уютное место общения, центр гостеприимства для неиссякаемого потока гостей из числа друзей в высших партийных кругах72. Для человека, делавшего карьеру в советской политике (особенно склонного к уединению), выбор жены не мог быть более удачным.
Снова в Закавказье
Годы революции были в истории Закавказья периодом тревог и волнений. После падения царизма здесь утвердились местные политические силы, однако ненадолго. Усилия по созданию независимого федерального правительства для всего региона разбились о рифы национального сепаратизма и религиозной нетерпимости. В мае 1918 г. три составляющие Закавказье провинции провозгласили себя самостоятельными национальными государствами с правительствами мусаватистов в преимущественно мусульманском Азербайджане, дашнаков — в Армении и меньшевиков — в Грузии. Но и они затем потерпели крушение на подводных камнях мировой политики. После поражения германской коалиции немецкую и турецкую интервенцию сменила британская (правда, в меньших масштабах), в конце концов уступившая место войскам большевистского правительства, которые в 1920-1921 гг. вновь захватили данный регион для России. Эти военные акции можно рассматривать как решающие победы красных в Гражданской войне. Правда, некоммунистические закавказские режимы не угрожали большевистскому правлению в самой России, а всего лишь воспользовались правом на национальное самоопределение, провозглашенным (в
Бесспорно и то, что в период междуцарствия закавказские большевики играли определенную роль в политической жизни региона. Степана Шаумяна избрали председателем Совета, созданного в столице Азербайджана Баку после Февральской революции. В августе 1917 г. Шаумян стал членом большевистского Центрального комитета, а в декабре правительство Ленина назначило его чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа. В самый разгар беспорядков, происшедших в Баку в марте 1918 г., местным большевикам удалось установить советскую власть — Бакинскую коммуну — и сформировать правительство во главе с Шаумяном. Угроза неминуемого турецкого вторжения привела через 97 дней к падению коммуны. Двадцать шесть бакинских комиссаров, включая Шаумяна и видного бакинского большевика Джапаридзе, при попытке к бегству на пароходе через Каспий попали в руки врагов Советской России и были расстреляны73. После этого большевистская работа в Закавказье велась уже нелегально. Предпринять какие-либо решительные шаги без помощи извне было невозможно, а осажденное со всех сторон правительство Ленина не могло ее предоставить.
Ситуация изменилась с прекращением летом 1919 г. английской интервенции и с крушением в начале 1920 г. планов Деникина на юге России. Готовясь использовать вновь открывавшиеся возможности, группа закавказских большевиков обратилась в конце 1919 г. к Ленину за финансовой и другой помощью. К этой группе принадлежали молодой армянин Анастас Микоян, а также Сто-пани и азербайджанец Нариман Нариманов. Их взгляды на политику партии на Кавказе рассмотрело Политбюро и передало затем для заключения Сталину и Орджоникидзе, которые в то время находились на фронте. По предложению Сталина Политбюро решило пока ограничить сферу деятельности Кавказского революционного комитета территорией Северного Кавказа и преобразовать комитет в «Бюро для восстановления Советской власти на Северном Кавказе» под председательством Орджоникидзе. Его заместителем стал Киров, который из Астрахани направлял политическую работу на Северном Кавказе. Среди членов бюро значились А. Стопани, Нариманов, грузинский большевик Мдивани (Буду) и др.74
Командующим Кавказским фронтом назначили Тухачевского, а членами Реввоенсовета — Орджоникидзе и Кирова. Вначале 1920г. под их руководством 11-я армия предприняла на Северном Кавказе наступление против остатков деникинских войск и к концу марта взяла в плен 22 тыс. человек, часть которых перед этим пыталась спастись на стоявших в Новороссийском порту французских и английских боевых кораблях. В результате этой победы красные сохранили за собой инициативу. Орджоникидзе, который долго и настойчиво просил Ленина принять решение об отправке в Закавказье вооруженных сил75, в конце апреля получил из Москвы разрешение двинуть 11-ю армию в Азербайджан. В разгар операции правительство мусаватистов бежало, и 28 апреля 1920 г. Орджоникидзе, сопровождаемый Кировым и Микояном, въехал на бронепоезде в Баку. Армению захватили в начале декабря, сочетая вооруженную акцию с успешным давлением на правительство дашнаков, боявшегося турецкой оккупации сильнее, чем советской76.
По разным причинам занять Грузию большевикам было труднее. Импульсивный Орджоникидзе был целиком за то, чтобы двинуться на родную землю немедленно, сразу же после триумфального вступления в Баку. Используя метод принудительного самоопределения, уже испробованного в Азербайджане, он начал претворять в жизнь план, согласно которому местные большевики должны были организовать в Грузии народное восстание, что явилось бы предлогом для вмешательства Красной Армии в поддержку внутренней революции. В телеграммах от 3 и 4 мая 1920 г. на имя Ленина и Сталина он настоятельно просил разрешения отдать приказ 11-й армии перейти грузинскую границу, заверяя, что все «пройдет блестяще», и обещая быть в Тифлисе не позже 15 мая. Однако Москва, оказавшаяся перед лицом польского вторжения на Украину, ответила отказом. В телеграмме от 5 мая, отправленной от имени Политбюро и подписанной Лениным и Сталиным, «самоопределять Грузию» запрещалось и предлагалось продолжить переговоры с грузинским правительством77 В результате одного из тех резких поворотов, характерных для политического стиля Ленина, Москва заключила договор, которым формально признала грузинское правительство во главе с лидером меньшевиков Ноем Жордания. По условиям договора грузинской коммунистической партии гарантировался легальный статус. После этого Киров отправился в Тифлис, но не как одержавший военную победу комиссар, а в роли дипломатического представителя РСФСР в соседнем государстве. Но такое положение сохранялось лишь короткий период.
Политикой Советской России на Кавказе руководил Орджоникидзе. Он возглавлял Кавказское бюро ЦК (Кавбюро), созданное в апреле 1920 г. как руководящий центр всех кавказских партийных организаций, и оставался в начале 20-х годов большевистским проконсулом Закавказья. Роль Сталина, хотя и важная сама по себе, была иного характера. Он функционировал при Ленине как начальник штаба, как главный советник по вопросам политики на Кавказе и поддерживал связь с находившимися на местах Орджоникидзе, Кировым и др. Не являясь членом Кавбюро, Сталин иногда участвовал в его заседаниях, а на главных большевистских совещаниях авторитетно выступал по проблемам Кавказа. Например, 18 ноября 1920 г. Ленин послал телеграмму (в то время Сталин находился во Владикавказе, совершая инспекционную поездку по Северному Кавказу и Азербайджану), в которой спрашивал его мнение о целесообразности военных действий против Грузии, рискуя при этом порвать отношения с Великобританией и начать «даже новую войну». Телеграмма заканчивалась следующими словами.- «Ответьте, и я внесу в Политбюро». Мы не располагаем полным текстом ответа, но по возвращении через пять дней Сталина в Москву Политбюро заслушало его доклад о положении на Кавказе и постановило «принять по отношению к Грузии, Армении, Турции и Персии максимально примирительную политику, то есть направленную больше всего к тому, чтобы избежать войны»78.