Сталинград
Шрифт:
8-я итальянская армия, расположенная вдоль Дона между венгерскими и румынскими частями, также доставляла немцам много хлопот. Ставка фюрера вынуждена была усилить ее частями 39-й армии вермахта. Немецкие офицеры получили следующее указание: «Обращаться с союзниками вежливо. Необходимо политическое и человеческое взаимопонимание. Не стоит забывать, что итальянские солдаты сильно отличаются от немецких. Они более эмоциональны, быстро устают. Вы не должны быть слишком требовательны к нашим итальянским союзникам, не должны выказывать своего превосходства. Они прибыли сюда, чтобы помочь нам в трудный момент. Не оскорбляйте их, избегайте конфликтов». Но все попытки достичь взаимопонимания не могли изменить отношения итальянских солдат к войне. Один сержант-итальянец на вопрос советского переводчика, почему его батальон сдался без единого выстрела, ответил:
Командование 6-й армии, стремясь добиться хотя бы видимости межнациональной солидарности, ввело в состав 100-й егерской дивизии 369-й хорватский полк. 24 сентября правитель Хорватии Анте Павелич прилетел в Сталинград для смотра своих частей и вручения медалей. Его встречал генерал Паулюс.
Со стратегической точки зрения наиболее важными для немцев были две румынские армии, прикрывавшие фланги 6-й армии Лаулюса. Эти армии были очень плохо экипированы. Румынский режим под давлением Гитлера пытался обеспечить формирование новых частей, ставя под ружье уголовников – насильников, грабителей и убийц. Таких «бойцов» в румынских войсках насчитывалось более двух тысяч. Был даже организован 991-й специальный штрафной батальон, но большинство состоящих в нем солдат дезертировало после первого же боя, и батальон был распущен. Его остатки влились в 5-ю пехотную дивизию.
Румынские офицеры страдали шпиономанией. Им всюду мерещились вражеские агенты. Вспышка дизентерии, например, объяснялась следующим образом: «Русские шпионы вызвали массовое отравление в тылу, которое привело к потерям и в наших войсках. Они использовали мышьяк, одного грамма которого достаточно, чтобы отравить 10 человек». Румыны всерьез полагали, что вражеские лазутчики под видом мирных жителей проникают в расположение их войск и добавляют яд в продукты питания.
Немцы, следящие за порядком в румынских частях, поражались отношениям между солдатами и офицерами. Это были отношения господ к рабов. Австрийский граф лейтенант Штольберг сообщал: «Помимо всего прочего, румынские офицеры совершенно безразличны к проблемам своих подчиненных». Румынские полевые кухни готовили, как правило, три вида блюд: для офицеров, для младшего командного состава и для рядовых, которым почти ничего не доставалось.
Между румынами и немцами часто вспыхивали ссоры. «Чтобы избежать в будущем повторения этих прискорбных случаев непонимания между румынскими и немецкими солдатами, чье боевое братство скреплено кровью на полях сражений, рекомендуется организовывать обмен визитами, совместные обеды, вечеринки и тому подобные мероприятия, что будет способствовать сплочению румынских и немецких частей», – указывал командующий 3-й румынской армией.
К началу осени 1942 года разведка Красной Армии убедилась в том, что перебежчики и добровольные пособники оккупантов играют в вермахте не последнюю роль. Некоторые из них действительно были добровольцами, но большинство пошло на службу к врагу после захвата в плен. Немцам крайне не хватало рабочих рук, и они вынуждены были использовать военнопленных сначала как чернорабочих, а потом и как солдат. Начальник штаба 11-й армии полковник Гросскурт в письме к генералу Беку заметил: «Беспокоит то, что мы вынуждены пополнять наши фронтовые части русскими военнопленными и доверять им оружие. Создается нелепая ситуация, когда чудовище, против которого идет борьба, живет внутри нас». Во вспомогательных частях 6-й армии Паулюса насчитывалось около 50 тысяч бывших русских военнопленных, то есть примерно четверть от общей численности. В 71-й и 76-й пехотных дивизиях состояло по 8 тысяч русских перебежчиков – почти половина личного состава. Точных данных о числе русских в других частях 6-й армии нет, но некоторые исследователи называют цифру в 70 тысяч человек.
Взятый в плен перебежчик показал на допросе: «Русских, которые служат в немецкой армии, можно условно разделить на три группы. Во-первых, это казаки, мобилизованные немецкими властями; они сведены в отдельные части и несут вспомогательную службу в немецких дивизиях. Во-вторых, пособники оккупантов из числа заключенных или местного населения, которые добровольно служат немцам. К этой же группе можно отнести красноармейцев-перебежчиков, которые носят немецкую форму и даже имеют знаки отличия, звания и награды. Они едят то же, что и немецкие солдаты, и входят в состав немецких полков. Третью группу составляют русские военнопленные, выполняющие грязную и тяжелую работу. Они ухаживают за лошадьми, помогают на
Этот перебежчик входил в группу из 11 военнопленных, набранных в ноябре 1941 года в лагере у Ново-Александровска для работы в немецкой армии. Восьмерых немцы пристрелили еще в пути, потому что бедняги шатались от голода и, конечно же, не могли работать. Этот выживший был направлен в полевую кухню пехотного полка чистить картошку. Потом его перевели на конюшню. Солдат рассказал, что в казацких частях, сформированных для борьбы с партизанами, служили и украинцы, и русские. Гитлера раздражало любое напоминание о том, что славяне носят форму вермахта, поэтому карательные части назывались казацкими, независимо от того, какие национальности на самом деле входили в их состав. Считалось, что казаки в расовом отношении вполне приемлемы для рейха. Данный факт свидетельствовал о серьезных разногласиях в нацистском руководстве. Идеологи нацизма настаивали на безусловном подчинении славян, а профессиональные военные считали, что единственный шанс добиться победы – провозгласить себя освободителями России и российского народа от коммунизма и действовать соответствующим образом. Еще осенью 1941 года немецкая разведка пришла к заключению, что вермахт не одолеет Россию до тех пор, пока германское вторжение не вызовет гражданскую войну.
Многие из добровольных помощников оккупантов, поддавшиеся на сладкие обещания и перешедшие на сторону немцев, вскоре испытали глубокое разочарование. Один из пленных на допросе рассказал, как однажды, отправившись в деревни за водой, он встретил трех украинцев, которое перешли на сторону врага. Они надеялись, что их сразу отправят домой к семьям. «Мы поверили листовкам, захотели вернуться к женам». Вместо этого их одели в немецкую форму и отправили проходить обучение под руководством германских офицеров. Дисциплина была жесткой. За малейшую оплошность, например за отставание на марше, следовал расстрел. Вскоре их послали на фронт. «И вы будете стрелять в своих?» «А что нам остается делать? – отвечали они. – Если мы вернемся к русским, нас расстреляют как предателей; если откажемся воевать за немцев, нас тоже расстреляют».
Большинство немецких солдат вполне сносно относилось к русским сослуживцам. Между ними порой возникало даже нечто похожее на боевое братство. Однажды немецкие артиллеристы из противотанкового полка 22-й танковой дивизии, расположенной к западу от Дона, отправились в деревню за выпивкой, а своего русского товарища оставили охранять оружие, выдав ему плащ и винтовку. Однако им пришлось бегом возвращаться назад и спасать его, поскольку группа румынских солдат, узнав, что русский остался один, хотела пристрелить его на месте.
Советское командование было сильно обеспокоено тем, что вермахт использует бывших красноармейцев. Работа Особых отделов была признана неудовлетворительной. Политотдел Сталинградского фронта и органы НКВД получили строгое указание пресекать проникновение перебежчиков в расположение советских частей с целью сбора информации. Особисты не раз сообщали Щербакову в Москву: «На некоторых участках фронта были пресечены попытки бывших советских военнослужащих, одетых в форму Красной Армии, проникнуть в наши расположения с целью, получения разведданных и захвата „языков“. На участке 38-й стрелковой дивизии (64-я армия) ночью 22 сентября советский патруль натолкнулся на немецких разведчиков. Вернувшись назад, красноармейцы доложили, что с немцами был, по крайней мере, один бывший советский военнослужащий.
Эти слова «бывший советский военнослужащий» стали смертным приговором для сотен тысяч людей. СМЕРШ по указанию Сталина особенно тщательно рассматривал дела об измене Родине. Советская пропаганда до сих пор умалчивает о случаях предательства в годы Великой Отечественной войны.
12. «Крепости из камня и железа»
4 сентября полковник Гросскурт записал в своем дневнике: «Станет ли Сталинград вторым Верденом? Каждый из нас с тревогой задает себе этот вопрос». После выступления Гитлера 30 сентября, в котором он утверждал, что никакая сила не заставит вермахт покинуть берега Волги, немецкие офицеры поняли, что фюрер не простит 6-й армии проигрыш битвы за Сталинград уже только потому, что «и для Гитлера, и для Сталина победа в этом сражении стала делом чести».