«Сталинские соколы» против асов Люфтваффе

Баевский Георгий Артурович

В деле подготовки молодежи к осуществлению своих планов Гитлер делал ставку не столько на общеобразовательные учебные заведения, сколько на «гитлерюгенд», превратившуюся вскоре в организацию военизированного типа. Многочисленные деятельные молодежные организации Веймарской республики Гитлер твердо решил подчинить себе. Молодежный лидер нацистской партии 26-летний Бальдур фон Ширах в 1933 году был провозглашен молодежным лидером всего германского рейха: «Вся немецкая молодежь рейха организуется в рамках „гитлерюгенда“… Всю физическую, интеллектуальную и моральную закалку в духе национал-социализма молодежь получает через „гитлерюгенд“».

Пребывание в этой организации было обязательным для подростков от 14 до 18 лет. В организации предусматривалось овладение навыками жизни в полевых условиях, занятия спортом, практически непосредственная подготовка к военной службе. Всемерно подчеркивалось

превосходство немцев как высшей расы. Значительно меньшее время уделялось изучению классической немецкой литературы — произведений Гете, Шиллера и других. Изучение истории Германии и зарубежных стран, географии, иных дисциплин носило чисто прикладной характер. По существу, проводилась откровенная подготовка молодежи к реваншу, агрессии. Кругозор молодых немцев был крайне ограничен, стремления расширить его у руководства Третьего рейха не было. Молодежь жила сегодняшний днем и думала только о расширении «жизненного пространства». Это мы с братом поняли позднее, а тогда лишь удивлялись, как быстро исчезли наши немецкие друзья. Отец запретил нам выходить по вечерам на улицу, где порой раздавались отдельные выстрелы, а иногда вспыхивала беспорядочная стрельба, перестрелка.

Помню, уже перед нашим отъездом из Берлина в сквере на Унтер-ден-Линден, напротив Берлинского университета, завершилось эффектное факельное шествие тысяч студентов. Они побросали горящие факелы на огромную кучу книг, говорили о том, что там было около 20 тысяч томов, и началось их массовое сожжение, как во времена самого мрачного Средневековья.

Там были книги Альберта Эйнштейна, Карла Маркса, Эриха Марии Ремарка, Лиона Фейхтвангера, других известных ученых и писателей. Никто не смел взять из костра и спасти ни одну книгу… Многие подходили и бросали в огонь новые тома.

Помню среди других — обычного цвета — желтую скамейку на бульваре, где мы гуляли. Только на ней могли сидеть евреи. Сидела какая-то женщина, читала что-то…

Уже незадолго до отъезда из Германии мы увидели собирающийся на близкой к нашему дому улице народ, тоже вышли, чтобы посмотреть проезд Гитлера. На высокой скорости мимо промчался кортеж машин. Довольно близко видел я характерное лицо фюрера, который стоял в открытом автомобиле, пару раз подняв руку в нацистском приветствии. Немцы отвечали ему, но еще не с тем рвением, которое мы видели позднее с экранов кинохроники.

Вскоре командировка отца закончилась, и мы уехали в Советский Союз, в Москву.

Мог ли я догадываться тогда, что через несколько лет мы вновь встретимся, возможно, и со своими бывшими друзьями, но теперь уже в небе, в воздушных боях?

В Стокгольме

1934–1936

Пока наша семья находилась в Москве, я учился в родной 275-й школе на улице Мархлевского. Но не прошло и года, как отец был командирован на работу в Швецию, в Стокгольм. После Берлина — с его бурными митингами, ночными факельными шествиями, драками и стрельбой — Стокгольм показался нам тихим и спокойным, жизнь в шведской столице текла медленно и размеренно. Хорошо помню, что отец в первый день по прибытии в Стокгольм показал нам немецкую газету, в которой сообщалось, что в связи со смертью Гинденбурга президентом Германии назначался рейхсканцлер А. Гитлер, сосредоточивший в своих руках всю власть в стране.

В Стокгольме работа у отца была не менее напряженной и беспокойной, чем в Берлине. Мы с братом тогда не очень понимали родительские волнения — у нас были свои трудности и огорчения.

Советские люди в Швеции жили дружной семьей, которую возглавляла Александра Михайловна Коллонтай — полномочный представитель СССР. Об этой удивительной, энергичной, эрудированной женщине следует сказать несколько подробнее.

A.M. Коллонтай, дочь генерала царской армии Домонтовича, получила прекрасное образование. С самых юных лет, с конца XIX века, она активно участвовала в российском и международном социал-демократическом движении, хорошо знала В.И. Ленина, Г.В. Плеханова, Карла Либкнехта. С 1915 года она — член РСДРП. Участник Октябрьской революции, нарком государственного призрения в первом советском правительстве, она работала на фронтах Гражданской войны, была наркомом пропаганды на Украине. А потом стала первой в мире женщиной-послом. «Восьмым чудом света» называл ее нарком просвещения A.B. Луначарский.

В конце 1922 года Коллонтай была направлена в Норвегию со сложной задачей: добиться установления дипломатических отношений. Новая и незнакомая работа не смутила Александру Михайловну, она оказалась на редкость удачливым дипломатом. Коллонтай умела привлекать к себе людей, что для посла чрезвычайно важно, и

хорошо понимала мотивы и психологию своих буржуазных партнеров. В начале 1924 года между Норвегией и СССР были установлены дипломатические отношения, а Коллонтай была назначена одновременно советским полпредом и торгпредом в столице Норвегии Осло. В 1926 году Александра Михайловна была назначена полпредом СССР в Мексике, а в 1930 году направлена полпредом в Швецию, где проработала непрерывно 15 лет. Эти годы были трудным и сложным периодом для шведско-советских отношений, особенно в годы Великой Отечественной войны, когда советские посольства оставались только в двух странах Европы — в Англии и Швеции. Дипломатом высокого класса показала себя Коллонтай при выходе Финляндии из двух войн (советско-финляндской 1939–1940 гг., когда мирный договор был подписан 12 марта 1940 г., и перемирие в ходе Великой Отечественной войны, заключенное 19 сентября 1944 г.). В этой сложной обстановке Александра Михайловна сумела создать Общество дружбы Швеции и СССР. И, конечно, успешной деятельности советского полпреда способствовали непринужденные, всегда остроумные беседы на приемах, когда Александра Михайловна, не оставляя никого без внимания, легко переходила со шведского языка на французский, английский, испанский, немецкий, норвежский, датский, которыми владела в совершенстве.

В Стокгольме Коллонтай пользовалась всеобщим уважением и признанием советских сотрудников, большим авторитетом в шведских правительственных кругах и лично у короля Швеции, хотя это и было связано с рядом протокольных препятствий. Еще до Великого Октября шведские власти арестовывали и заключали в тюрьму русскую коммунистку Коллонтай. Когда это обстоятельство стало известно, оно буквально шокировало официальные круги шведской столицы.

При сравнительно малочисленной советской колонии в Стокгольме не было русской школы, и мне предстояло учиться в шведской народной школе. Но здесь-то и возникли непредвиденные и, казалось, непреодолимые препятствия. Помню стопку подготовленных мне в школе учебников, поверх которых лежала Библия. В шведской школе были обязательны изучение Закона Божия, Библии, знание молитв. Каждый учебный день начинался пением под фисгармонию псалмов. Но я, советский парень, пионер, не мог изучать Библию и молиться Богу. Тогда на помощь пришла Александра Михайловна. Несмотря на свой высокий посольский пост, она поехала к директору школы. Переговоры были сложными. Директор категорически отказался полностью освободить меня от этих занятий, сказав, что он не знает случая, чтобы ученик освобождался от основной дисциплины в школе. Но благодаря дипломатическому мастерству и настойчивости Коллонтай было достигнуто компромиссное соглашение: я освобождался от штудирования Библии и пения псалмов, однако присутствовать на уроках Закона Божия я должен был обязательно, а при пении псалмов, как и все одноклассники, — вставать и вести себя смиренно, почтительно. Эти требования приходилось строго выполнять.

Напутствие мне Александры Михайловны Коллонтай было строгим и категоричным:

— Ты должен хорошо учиться, показать шведам, что ты, русский пионер, можешь успешно преодолеть все трудности, ты ни в чем не должен уступать шведским ребятам!

В последующем она живо интересовалась моими успехами. Я старался!

Преподаватель основных предметов в нашем 6-м классе магистр Альбин Рейнер, швед, хорошо знавший немецкий язык, на первых порах, пока я постигал шведский, оказал мне особенно большую помощь. А ведь, придя в класс, я ни слова не знал по-шведски, и казалось, что встречу непреодолимые трудности… Оказалось, нет. У меня сохранился аттестат за 6-й класс шведской народной школы: при отличном поведении и прилежании по всем предметам ниже «хорошо», по 12-балльной системе отметок в аттестате нет.

Дисциплина в школе была необычайно строгой и поддерживалась телесными наказаниями. На одном из первых уроков я оглянулся назад и хотел что-то спросить у сидящего за моей спиной, но тут же почувствовал, как кто-то поднимает меня за волосы. Зная, что за этим последует, я похолодел… Весь класс дружно загудел: «Это русский, его нельзя!..» Удивленный учитель — это был историк, он впервые меня видел — отпустил мои волосы и назидательно замахал перед моим носом пальцем: «У нас так нельзя!» Однако самым большим наказанием была пересадка провинившегося в класс к девочкам — обучение было раздельным. Молодые шведки проявляли в этих случаях совсем не северный темперамент: норовили незаметно для учителя побольнее ущипнуть, потянуть за ухо, дернуть за волосы. Поэтому ребята охотней подставляли пальцы под учительскую линейку и всячески старались не попадать в класс к девочкам. Только после Второй мировой войны в шведской школе были отменены телесные наказания.