Стальной барон

Ардмир Мари

Он провел рукой по волосам и протяжно выдохнул:

– Неделя… крыжовник, запеканка, перчатки для драки… Неделя.

– Она еще о смородине упоминала, черной и шерсти ассирских коз, - подсказал друг.

Варвар дернулся, вскинул черный взгляд и как рявкнет:

– Вороватая мразь… Чтоб его!
– стекла окон зазвенели, зеркало напротив барона треснуло. А он продолжил: - Этот Ыг ведет Аришку тайными тропами к первому перевалу горных наемников, а Суро ищет их в долине…

– Вот почему послания от него еще не долетели!
– сообразил оборотень. Все же приятнее думать, что письма еще

не долетели, а не вовсе не были посланы.

– Да. Жди их сегодня вечером.

Белый варвар вылетел из комнаты и направился к парадной лестнице королевского дворца, Лис поспешил за ним, рассуждая вслух:

– Да-а-а-а, если поддаться панике и не думать о том, что голубей периодически ветром, соколом, стрелой сносит, и они не всегда вовремя долетают, - с намеком произнес он, указывая на излишнюю взвинченность главы стаи, - то все выглядит правдоподобно но… - и так как он протестующего рыка Белого варвара не услышал, то спокойнее заметил:

– Она бы написала мне.

– Ариша…?
– Стафорд оглянулся через плечо.
– Девушка с ее гордыней и тайной жаждой свободы слова и передвижения? Ни за что. Готов поспорить, она раскусила наш ход, как только познакомилась с этим… - барон на мгновение остановился и, сжав кулаки, сам себе пообещал: - Убью!

– Его?

– Обоих!
– он влетел по ступеням на этаж принца и, расправив плечи, шагнул к массивным деревянным дверям.
– Хватило же ума следовать за…

– А если связал?
– осторожно заметил Дерек.

– Что ж тогда дневник некроманта мы используем по полной, - барон толкнул двери и вошел в святая святых всех королей последней династии.

В кабинете собрания стало тихо. А он окинув взглядом новоиспеченных министров принца, его дипломатов, спросил:

– Кто отвечает за связь с бесеками и сборы налогов с горных территорий?

5

Вечером мы будем у знакомой мне деревушки. Вечером, вечером, вечером…

Так я удерживала злость в узде и проклинала свою недальновидность. Нужно было оторваться от него, как только мы выехали из той празднично украшенной деревушки, а еще лучше было бы останься я там… правда для этого пришлось бы опоить Ыго или временно обезвредить. Но как? После случая с сумкой он держался в стороне, а я не могла побороть отвращение и подойти к нему. Да и умный больно, догадался бы, что к нему, пошли я пирату гостинец через кухарку или ее ребенка. Но вот теперь, следуя за ним по скалистой круче я все больше убеждаюсь, что мое милосердие мне же, ребром вышло.

Бесек вел меня другой дорогой, да в сторону моей родной долины, но отнюдь не по пологим просторам. В первый день мы выехали к оврагу, слишком глубокому, с лошадьми такой не перейти, возвращаясь, чуть не попали под обвал и ночевали в пещере. Спутник мой костра не разводил, побоялся опять надышаться травок. Мне же там было холодно, замерзла до костей, не спасала ни настойка для бодрости ни порошки от простуды. Казалось, ждет Ыго, когда в сумку за спасением полезу, а потому я назло пиратским ожиданиям справлялась средствами, оставшимися среди моих вещей, в мешке.

Затем второй день прошел точно так же как и первый - в тревоге и ожидании треклятого перелома в его поведении.

А

на третий было почти все равно, кто он и где, я уже засыпала в седле.

Мы ехали по очередной кручине, справа скалы, слева обрыв и горящий лес. Посмотрев через камни вниз, вздрогнула. Пламя уже уничтожило кусты и траву, оголило черную землю и теперь медленно поедало обугленные стволы, некогда зеленых деревьев. Жарко, душно, ветер хоть и не в нашу сторону дует, но запах гари стоит тошнотворный. Ужасающий. И неизвестно от чего пожарище. Сухостой полыхнул или же это дело рук незадачливых охотников? Но хорошо, что деревенских поселений рядом нет, не погибнут люди и не останутся без крова. Занятая этими мыслями, не заметила, как поравнялась с пиратом, ехавшим впереди. А потому из раздумий меня вырвал его неожиданно веселый голос:

– Так ты мне скажешь, - здесь выдержал паузу и сладко улыбнулся, - что в сумке спрятано?

– Нет…

– И даже не намекнешь?

Боже правый, сдалась ему моя сумка! Неужели во все нужно сунуть свой бесекский бессовестный нос? Злость, негодование и что таить, ненависть, всколыхнулись во мне вновь. Тут уж и о ноже-заклинателя вспомнила, и о золотой пыльце в мешочках.

– Живее будешь, - процедила сквозь зубы и пришпорила лошадь.

– А, может, стоит…?
– поучительным тоном начал он.

Следовало промолчать, следовало. Он не просто так заговорил, но мне крайне уставшей за последние дни спокойствие вернуть не удалось:

– А, может, хватит!

– Что ж нет, так нет, - пожал он плечами и резким каким-то неуловимым движением, сорвал сумку с моего седла. Улыбнулся мерзавец и швырнул мое добро в пылающее пространство леса: - Сама напросилась.

Короткий полет, приземление, и моя сумка загорелась…

Горели мои инструменты лекаря и порошки, настойки и заготовки трав, горели подарки для Севуни, Захара, Олы и старосты деревушки, дяди Тарома и жены его Раты, горели мои записи и подарок от Дерека, а еще его письма. Не горел только дневник некроманта, ему было просто не суждено. И я, глядя вниз, плакала, вот только были это не слезы жалости, а слезы злости. Ыг меня к черте довел, еще немного и перейду, а тогда… не жить бесеку.

– Не реви. Я предлагал по-хорошему, - с этими словами, он выдрал у меня вожжи и попытался взять за руки.
– Нож твой у меня, - предупредил сухо, - так что особо по сумке не кручинься…

Кивс заха - кровавая слеза захватчика? Я же перепрятала, я же его к седлу прикрепила, чтобы и рядом был, и выхватить в любой миг могла! С удивлением заметила, как проклятый потомок бесека лезет к моим нарукавникам, к тем самым, где спрятаны мешочки. Догадался, стервец! Дернулась от рук его и, пришпорив лошадь, разъехалась с пиратом на узкой дорожке:

– Связать решил?
– бросила через плечо с ехидцей и отстегнула от рукава некромантскую отраву.
– Или предложение сделать, не слезая с коня?

– Ари… ты не поняла, - начал увещевать он. И голос изменил, и выражение лица.

– Знаете, я не так себе представляла ни эту поездку, ни предложение сердца и руки.

Объехать на резко сузившейся тропке он меня уже не мог, разве что если слезет с лошади. А этого он не сделает, со скалы упасть побоится. Осталось ему только орать.