Станция назначения - Харьков
Шрифт:
И остаться бы мне при одной той медальке да при собственном интересе, ежели б не хитрость Кробуса... Ух хитрован был! До чего ж хитрован! Самого себя перехитрил парубок...
Вызывает меня через недельку начальство. Хмурится. Ну, дело ясное: по всему видать, откуда ветерок дует. Стою руки по швам, как положено.
"Долго еще, - говорит, - дорогой товарищ Приходько, собираетесь революционную законность нарушать?"
Молчу, а сам в угол поглядываю, где неимоверной красоты дама сидит. Не дама - королева. Ну
А начальство говорит:
"Это, товарищ Приходько, сестра гражданина Кробуса, что за вами числится. И написала она заявление о незаконном двухнедельном содержании в тюрьме своего родного брата. И судя по документам дела, обоснованное заявление. Так что, дорогой товарищ Приходько, сами понимаете..."
"Так точно, - говорю, - понимаю: раз веских доказательств вины Кробуса нет, значит, надо выпускать. Ничего не поделаешь и ничего не попишешь законность. Пускай дышит всеми своими жабрами и дальше спекулирует, покуда по-настоящему не загремит. А потому, - говорю, - пусть эта миловидная гражданочка вытрет свои горючие слезы кружевным платочком и спокойненько почивает. С революционной законностью спору у нас нет - выпустим братца".
Начальство довольно. Дама всеми своими жемчужными зубками, как на экране синематографа, улыбается. А я грущу будто: тяжко, дескать, жулика выпускать.
Да только грусть та для вида...
Выхожу из кабинета - плясать хочется. Так бы я пошел вприсядку, ежели б не нога пораненная.
Влип, думаю, хитрован. По самую макушку влип.
Ведь я того Кробуса и всю его родню до сотого колена за прошедшие полмесяца вдоль и поперек доисследовал. И нрав, и биографию, и где у кого на каком месте бородавка растет или чирей вызревает. А ежели вызревает, то какой спелости и сочности. А потому досконально знаю: нет сестры у Кробуса. Братья есть, верно, а сестры нет. Значит, что? Вот то-то и оно...
Выпустили мы Кробуса. Ну, понятно, не одного - с "хвостиком". Все чин чинарем. А сами о "королеве" стали справочки наводить. Оказалось, что при деникинцах она с офицерами контрразведки хороводилась, всякие там картинки, камешки драгоценные да вещицы из золота коллекционировала. Ну и со спекулянтами на "черной" бирже пасьянсы раскладывала. А когда Советская власть установилась, то и такой мелюзгой, как Кробус, не брезгала. По домашности-де все пригодится.
Много чего о "королеве" узнали. А как узнали - с обыском к ней нагрянули.
Вот тут она и заплакала горючими слезами в кружевной платочек. И не зазря - было с чего плакать: тридцать семь старинных золотых монет изъяли да пяток золотых медалей.
Ну и пошли вопросики: как так - муж дьяк, а жена попадья?
Молчит. День молчит, другой, а там, глядишь, и заговорила. Стала на Кробуса капать. Так хитрована обкапала, что места живого не сыщешь. Уж он мне и то жаловался: "Выть, - говорит, - мне волком за
А там, глядишь, вывела "королева" и на Уварова...
Когда я слушал Сергея Яковлевича, у меня мелькнула некая мысль, а вернее, предположение - маловероятное, а потому и соблазнительное.
– Как фамилия дамы?
– "Королевы"-то?
– Ее самой.
– Ясинская.
– Ванда?
– Ванда. Ванда Стефановна Ясинская, - удивленно подтвердил Приходько, не забыв все-таки налить себе очередную кружку чаю.
С гостем из Харькова мы проговорили до вечера.
К концу нашей беседы я показал Приходьке несколько фотографий, в том числе фотографии Шидловского-Жаковича, Прозорова, Галицкого и Винокурова.
– Этого раньше видел, - сказал он, указывая на снимок Шидловского-Жаковича.
– Когда? Где?
– В Харькове, осенью девятнадцатого. Я тогда в подполье связным был. С партизанами связь поддерживал. Раза два видел его. Вот и запомнился. Офицер, фамилии не знаю. Будто в контрразведке служил. Вы о нем Леонова поспрашивайте. Он уж лучше, чем кто иной, знает. Все, что треба, от его получите - и что и как.
– Кто это Леонов?
– Василий Никанорович Леонов, - сказал Приходько. - Он в девятнадцатом был членом Харьковского подпольного большевистского ревкома. А теперь в Москве живет. Говорили, будто в ВСНХ служит. Поищите его.
– Ну как, Петр Петрович, - обратился я к Борину, - пошукаем Василия Никаноровича Леонова?
– Пошукаем, - усмехнулся тот.
– Видно, придется в Москву перебираться, - сказал Приходько.
– Зачем?
– Ну как же, где ж еще так украиньской мови научишься!
Из стенограммы допроса гражданки Ясинской В.С.,
произведенного в городе Харькове
инспектором бригады "Мобиль"
Центророзыска РСФСР тов. Суховым П.В.
С У Х О В. При обыске, учиненном у вас на
квартире агентами Харьковской ЧК, были обнаружены
старинные золотые монеты, медали, серьги в виде
бриллиантовых каскадов с грушевидными сапфирами,
серебряная брошь, представляющая собой узорчатую
двенадцатиконечную звезду с пятью крупными
бриллиантами в оправе из черного цейлонита, а также
золотой кулон с голубым бриллиантом весом девять
каратов тройной английской огранки. Что это за
драгоценности и каким образом они у вас оказались?
Я С И Н С К А Я. Я уже давала пояснения
следователю ЧК. Старинные монеты и медали
принадлежали моему другу, который, нуждаясь в
деньгах, просил меня и гражданина Уварова продать их.
Не имея должного опыта в финансовых операциях такого
рода, я вынуждена была прибегнуть к услугам
гражданина Кробуса как человека, сведущего в
нумизматике и коммерции. Часть ценностей была ему