Станция плененных
Шрифт:
— Кто не хочет идти, могут оставаться, — говорит рыжий, отталкиваясь от поручня. — Как по мне, рядом с машинистом стоит держаться хотя бы по той причине, что когда поезд остановится, мы не дадим ему сбежать.
— Думаете, он соберется сбегать от нас?
Рыжий вновь пожимает плечами.
— Я думаю, — начинает мать Тереза, — что в любом случае нам всем стоит держаться вместе и не разделяться.
Он прав. И все же находятся те, кто остается неподвижно сидеть. Правда их всего трое: пожилая женщина, мужчина с гипсом на ноге и та заплаканная
— Пошли, — говорит мне Тоха, присоединяясь к тем, кто уже направляется к межвагонным дверям.
Я поднимаюсь следом за ним, но в нерешительности замираю на месте.
— Вставай, — говорю я девушке, смотря ей прямо в глаза. — В таких ситуациях сидеть на одном месте нельзя.
Перевожу взгляд на двух оставшихся. Если подумать, то они будут только тормозить нас в том случае, если придется бежать.
— Я останусь здесь, — говорит женщина. На вид ей уже лет семьдесят. — Вернетесь за мной, когда поговорите с машинистом.
— От меня тоже толку немного будет, — произносит мужчина, поднимая загипсованную ногу.
Справедливо. Хорошо, что они понимают свое положение.
— Костя, идем, — зовет меня Тоха. — Все уже ушли.
Я вновь поворачиваюсь к девушке, она не собирается присоединяться к нам, боязливо вжавшись в сиденье.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я у нее.
Оставлять ее здесь мне не хочется. Никогда бы не подумал, что во мне пропадает альтруист. Хотя, возможно — да скорее всего так и есть — таким образом я пытаюсь загладить вину перед тем человеком, который изо всех сил цеплялся за меня в попытке остаться в живых. А я ни чем ему не помог.
— Ну так как? Имя у тебя есть?
— Вика, — отвечает она, ее губы кривятся в подобии улыбки.
— Меня Костя. Пошли с нами, не нужно здесь оставаться.
Она колеблется от силы секунд десять. А затем встает с сиденья и дает понять, что готова следовать за остальными, будто все это время она ждала, когда же кто-то позовет ее. Я слышу, как поджидавший нас у дверей Тоха бубнит какие-то недовольства, но слова он произносит нечетко, поэтому я просто игнорирую его, пропуская Вику вперед себя.
— Решил в глазах девчонки героем стать? — шепчет мне на ухо Тоха, когда я прохожу мимо него. — Или приглянулась? Время не подходящее.
— Иди ты…
Когда мы оказываемся во втором вагоне, машинист снова выходит на связь. Практически без всяких помех в радиовещании, он сообщает нам о том, что всем пассажирам необходимо собраться в первом вагоне. Последние его слова звучат глухо, но мне удается разобрать предупреждение о том, что что-то случится с дверьми.
И почему техника начала барахлить именно на таком важном моменте? Что там опять с этими дверьми случится? Они опять откроются, и в вагон полезет эта дрянь из тоннеля?
— Звучит как в старых английских детективах, — проговаривает Вика, думая, что никто ее не услышит.
— В каком это смысле? — спрашивает Тоха.
И Вика вздрагивает, совершенно забыв о том, что в хвосте группы была не одна. Смущенно заправив
— Ну знаете, это как когда дворецкий просит всех собраться в одной комнате, потому что кто-то собирается сообщить имя убийцы.
Сравнение, конечно, так себе.
Мы с Тохой переглядываемся, окончательно вгоняя в краску и без того смущенную своим поведением Вику.
— Да не берите в голову, — говорит она, ускоряя шаг, чтобы присоединиться к собравшимся в центре вагона людям. — Пойдемте, машинист же сказал собраться всем в первом вагоне.
Я задумываюсь над ее словами буквально на несколько секунд, потому что дальше одной короткой мысли о том, что сравнивать нашу ситуацию со старыми английскими детективами, где убийца или дворецкий или садовник — глупо, дело у меня не продвигается. Я замечаю, как часть нашей группы пересекает разделявшее два первых вагона пространство и спешу вместе с Тохой присоединиться к ним, потому что оставаться вдали от группы, как мне кажется, будет чревато определенными неблагоприятными последствиями.
Лишь на секунду я задумываюсь о тех, кто остается позади нас — мужчина с гипсом и пожилая женщина, а еще те, кто отказался идти вместе с нашей матерью Терезой — а после дверь в первый вагон закрывается и машинист повторяет уже четче: «Просьба всем пассажирам незамедлительно перейти в первый вагон. В целях безопасности все двери будут заблокированы».
— Это еще что значит? — слышу я возмущение впереди. — Эй, ты, а ну открывай!
Неизвестный мне мужчина — а неизвестный он лишь потому, что в нашей группе его точно не было — что есть сил колошматит кулаками и ногами дверь, за которой скрывается небольшая кабина машиниста.
— Открывай, зараза!
— Я бы после такого точно никому не открыл, — говорит мне Тоха, оглядывая вагон. — Смотри, а тут много народа собралось.
Сорок восемь.
Многовато-то, конечно, но я предполагаю, что на той станции многие успели, как и мы, заскочить обратно в поезд. Большая часть первого вагона теперь состоит из футбольных фанатов, вмиг протрезвевших после недавних событий. И словно в несогласие с этим предположением, внутри меня что-то щелкает. Но вначале я не понимаю, по какой причине. Я оглядываюсь, внимательнее осматриваю пол и понимаю… Он чистый. Никаких следов тех тварей, ни намека на то, что произошло у нас.
Какого черта?..
— Эй, у вас же это тоже было, да? — произношу я, привлекая к себе внимание.
Но встречаюсь лишь с непониманием во взглядах других пассажиров. Тех, которых ранее с нами не было.
— Я о тех тварях, что появились в вагонах, когда свет отключили.
Они переглядываются.
— Здесь свет не выключался, — отвечают мне. — И никаких тварей не было.
Теперь мы разделяемся на тех, кто понимает, о чем идет речь, и на тех, кто ничего не понимает.
— Как это тех тварей тут не было?! — возмущается кто-то, кто пережил ту остановку.