Станция Университет
Шрифт:
Дверь распахнулась, и в ресторан, мокрые от снега, влетели две девушки и сели за свободный столик. Одной из них была Катя. К тому дню мы не виделись около двух недель. За это время меня угораздило увлечься Гольданской, правнучкой первого советского нобелевского лауреата. И не только меня. Все одновременно влюбились в Ольгу Дмитриевну. Оттого ли, что Оля в то время стала как-то восхитительно свежа, или, быть может, красота ее тогда особенно проявилась? А может, ее головокружительный танец на подоконнике у Лаврентьева под песню Стиви Уандера «There’s а place in the sun, where there’s hope for everyone» [92]
92
На Солнце есть место, где для каждого живет надежда.
— О! — удивилась она. — Привет! Ты один?
— С однокурсниками, — я махнул рукой в сторону нашего стола.
— О! Остапишин! Привет! Женя! Лаврентьев! Привет! — еще больше обрадовалась она и шепнула: — А кто там еще?
— Гольданская, Калинин, Турищева…
— Ясно, — Катя не хотела слушать незнакомые фамилии, — а ты куда пропал? Почему не звонишь?
— Знаешь… хандра. Сплин, — быстро придумал я. — Две недели последние были какие-то замороченные. Черт знает что. Устал.
— А хочешь, у меня поживи, отдохни!
— Да я бы с радостью, но… понимаешь… — я запнулся. В тот вечер я стремился к Гольданской, но ведь об этом Кате не скажешь.
— Я сейчас все равно у бабушки живу. Она попросила. Моя квартира пустует, — Катя достала из сумки ключи от квартиры. — Держи! На всякий случай.
— Не возьму.
— Возьми, пригодятся. Не понадобится — отдашь потом! Бери!
— Спасибо, Кать, — я взял ключи. — Ну что, к нам подсядете?— Да нет. Мы тут посидим, нам есть о чем поболтать.
Я вернулся к своим, где моментально возник нечестный план всем вместе ехать в Катину квартиру и веселиться там до утра. Кате решили ничего не говорить — эту идею она вряд ли бы поддержала. Это, без сомнения, было преступлением, но я на него пошел — не мог в тот вечер представить себя вдали от Гольданской. Впрочем, это лишь усугубляло мою вину. Договорились, что я стартую первым — это не вызовет Катиных подозрений. Потом, через минут тридцать-сорок, выезжают остальные. Я встал, нарочито попрощался со всеми и направился откланяться Кате.
— Уже поехал? Так ты куда решил?
— К тебе, наверное, — не смог соврать я.
— Давай, знаешь, что? Давай я поеду с тобой, покажу тебе, где продукты, белье постелю, — Катя обезоруживающе ласково смотрела мне в глаза.
Такого поворота событий я не ожидал!
— Кать! Да не стоит! Ни к чему это. Потом, тебе же к бабушке. Зачем круги наматывать?
— Ерунда, поехали, — и Катя стала прощаться со своей подружкой.
Я метнулся обратно к своим и сжато передал, что ситуация усложнилась, пообещав, что все улажу: «Когда подъедете, прежде чем зайти, позвоните (я продиктовал номер). Если отвечу я, то добро пожаловать, а если Катя — сделайте вид, что ошиблись номером, потом ждите минут пятнадцать и звоните снова».
— Ну, вот, добрались, — Катя эффектно скинула шубу на пол в прихожей. — Будешь чай? Ты случайно не голодный?
— Нет.
И снова жизнь опережала мечту. Катя, похоже, ехать к бабушке не торопилась.
— С конфетами! Давай! Согреешься!
Катя включила телевизор, засуетилась на кухне. Сценарий вечера, судя по всему, надо было переписывать.
— Кать, а
— Близко, — Катя решительно выбивала почву из-под ног.
Я посмотрел на часы: незаметно пролетели полчаса. Раздался звонок в дверь.
— Кого это принесло на ночь глядя? Соседи, что ли? — Катя побежала открывать.
Увы, это были не соседи. На пороге, искренне, по-доброму улыбаясь, в заснеженном пальто, стоял добродушный Калиша в шапке-ушанке и с бутылкой вина в руках. Фиаско! Катя с недоумением посмотрела на Калишу, потом на меня, потом снова на Калишу. Моя голова заработала, как ЭВМ. Я моментально придумал, что Дима необходим мне в этот вечер как воздух, что сегодня мы с ним должны обсудить жизненно важный вопрос… Добавил, что Дима очень приличный молодой человек. В общем, как-то удивительно легко выкрутился.
Катя скрылась на кухню, готовясь угощать Калишу, который в это время рассказал мне, что приехал, побегал вокруг дома в поисках телефона-автомата, не нашел, постоял возле подъезда пятнадцать минут, замерз и рискнул подняться в квартиру. Напоив нас чаем с конфетами, Катя наконец засобиралась.
— Ну, все! Не буду вам мешать! У вас тут секреты! Оставайтесь! Если что, звоните, я еще часа два спать не буду, — Катя стояла в дверях.— Я тебя провожу.
На улице я остановил машину — красивый правительственный «ЗИЛ». Садясь в него, Катя желала мне счастья… Потом было шумное веселье, не обошедшееся без материальных потерь. Разбили посуду, лампу, магнитофон перестал играть. Мои надежды на сближение с Гольданской не оправдались, наоборот, стало ясно, что ловить нечего, а ведь Мадонна той ночью так старалась: «Erotic, erotic, put your hands all over my body». Спать легли под утро.
Проснулся я, услышав, с оборвавшимся дыханием, как повернулся ключ в замке входной двери, как кто-то бесшумно, на цыпочках, вошел в коридор, поднял что-то с пола. Секунда — и передо мной во всей своей красе стояла свежая, с мороза, Катя. Я готов был провалиться сквозь землю!
— Привет. Я приехала вас с Димой завтраком покормить, — в руках у нее был пакет с продуктами.
— Кто там? — из гостиной комнаты громко пробасил Лаврентьев.
— Ой, — вздрогнула Катя. — Кто это?
— Это Женя Лаврентьев, — обреченно, тяжело вздохнув и опустив глаза, вымолвил я.
Катя сделала шаг к комнате, потом еще шаг, еще… пока, наконец, не случилось страшное. Она вошла в гостиную, в которой на кровати и на полу спали и знакомые, и незнакомцы. Следы пиршества были повсюду. Осколки разбитой лампы лежали на журнальном столике. Катя медленно, оглядываясь по сторонам, подплыла к большому стеклянному шкафу, в котором ее папа, собиратель маленьких игрушечных машинок Matchbox, хранил свою дорогую сердцу коллекцию.
— Ребята! — Катя перевела дыхание. — Какие вы… молодцы! Спасибо, что вы машинки не тронули!
Резким движением встревоженной птицы сбросив одеяло, рванулась с дивана разбуженная Гольданская.
— Ну мы же сюда не в машинки играть приехали! — прохрипела она и, недовольная, умчалась в ванную.
Катя хлопала ресницами, как первоклассница. Я потерял дар речи. Лаврентьев спрятался под одеяло, лежа на полу. Остапишин, морща лоб и закусив верхнюю губу, соображал, как выйти из положения, Лишь Калиша беззастенчиво продолжал храпеть в соседней комнате.
— Ребята, — Катя стойко держала удар. — Ребята! Давайте я вам завтрак сделаю! Яичницу будете?