Старлинг Хаус

Харроу Аликс Е.

Джаспер ругается.

— Как это случилось?

Мой первый порыв — солгать, ведь в мотеле не все было в порядке, но мне нужно, чтобы он бежал, когда я ему скажу. Поэтому я осторожно говорю:

— Я кое-кого расстроила.

Напряженная пауза, затем:

— Это был он?

— Кто?

— Потому что если да, если он был зол на тебя за то, что ты его бросила, или пыталась уничтожить украденные мной вещи, или еще что-нибудь, я помогу тебе спрятать тело.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять это, и в этот момент я

кричу «Нет!» сильнее, чем нужно.

— Он никогда, никогда — ни одна из историй о нем не соответствует действительности — он, — добрый, глупый и отчаянно целеустремленный, мучимый собственной упрямой честью, — он хороший, — слабо заканчиваю я.

— Понимаю, — говорит Джаспер с такой мягкостью, что я чувствую, как по шее ползет тепло.

Проходит еще миля, прежде чем я прихожу в себя настолько, чтобы сказать:

— Это была та женщина Бейн. — Ну, в основном. — Она что-то хотела от меня. Я ей не дал.

— Господи… — Я слышу в его голосе недоумение, и я его понимаю. С каких это пор я стала отстаивать что-то или кого-то, кроме него? — Подожди, это были мои записи? Потому что я действительно…

— Нет, — заверяю я его.

Готова поспорить, что это правда. Они взяли записи, но я не думаю, что они им были нужны. Думаю, Бейн подожгла мотель, подставила меня, заставила сидеть в наручниках, пока мой двоюродный дедушка угрожал всему будущему Джаспера, только потому, что хотела, чтобы Артур Старлинг пришел меня спасать. И он пришел.

Образ того, как он входит в комнату и смотрит на меня, будто я что-то ценное, даже жизненно важное, словно в его списке нет ничего, кроме моего имени, вызывает во мне новый прилив жара.

Мы проезжаем мимо центра задержания, и я не могу удержаться от того, чтобы не поискать долговязую тень, но на стоянке пусто. Интересно, подвезли ли его из Шарлотты или он пошел пешком? Интересно, пошел ли он по старому железнодорожному мосту, остановился ли он, чтобы погрязнуть в старом, застоявшемся чувстве вины.

Я поворачиваю направо сразу за центром содержания под стражей и глушу мотор. В кабине тихо, если не считать гула старого неона и отдаленного стрекота сверчков.

Джаспер прочищает горло.

— Вообще-то я ел у Логана, так что все в порядке. — Свет из окон Waffle House окрасил его лицо в жуткий, электрический золотой цвет.

— Мы здесь не ради вафель, приятель. — Я ненадолго опускаю голову на руль, напоминая себе, что все к лучшему, что я очень долго и упорно работал ради этого. Затем я достаю из кармана телефон и открываю сайт Стоунвудской академии.

Передаю телефон ему. — У меня была целая брошюра и письмо о приеме, подготовленное к твоему дню рождения, но пожар…

Лицо Джаспера очень, очень пустое. — Что это?

— Твоя новая школа.

Джаспер прокручивает страницу вниз и дважды нажимает на кнопку. — Частная средняя школа? Школа-пансион?

— Все оплачено. Плата за обучение, комната,

питание, все.

— Как, черт возьми, ты… Вообще-то, не отвечай. Я не понимаю, почему мое лицо на этом сайте.

— Что? — Я забираю телефон и пролистываю изображения в слайд-шоу. Вот она — фотография Джаспера, прислонившегося к стене мотеля, руки в карманах, толстовка натянута. Но они сделали ее в оттенках серого и добавили шрифт без засечек поверх изображения. Неважно, откуда ты пришел, важно, куда ты пойдешь дальше.

— Ладно, это… — Я не знаю, что это. Странно, смешно, мило, неловко? Выражение лица Джаспера говорит о том, что ничего из этого нет, что я облажалась в колоссальных масштабах.

Я бросаюсь вперед, пытаясь проскочить мимо него.

— Семестр начнется в августе, до него еще далеко, но…

— Значит, я уже зачислен. Как будто ты меня зачислила.

Я смочила губы.

— Да?

— Потому что ты думала, что я буду счастлива в Стоунвудской Академии. Где растет величие. — Он постукивает по экрану. — Господи, как ты нашла место белее Идена?

— Я не… так не будет…

— Это похоже на то, как Шарлотта снова кричит на директора. Я знаю, что она хотела как лучше, но следующие несколько недель были сущим адом.

Я чувствую себя как человек, который только что выскочил и крикнул «Сюрприз!» не в тот день и не тому человеку: защищаюсь, смущаюсь, даже немного злюсь.

Я делаю неуверенный вдох.

— Послушай, мы можем поговорить обо всем этом… позже. Сейчас важно то, что ты должен уехать отсюда прямо сейчас. Например, сегодня вечером. Есть кое-что, что я должна была сказать тебе некоторое время назад. — Я делаю небольшой, бодрящий вдох. — Наша мама была дочерью старого Леона Грейвли. Так что… мы с тобой Грейвли. Технически.

Наступившая тишина настолько глубока, что давит на мои барабанные перепонки. Я почти слышу, как работают нейроны Джаспера. Он осторожно говорит:

— Так… они заплатили за это? Ты это хочешь сказать?

— Что? Нет, черт возьми, этим стервятникам на нас наплевать!

— Хорошо, тогда почему…

— Это проклятие. Как бы ты его ни называл. Они охотятся за Грейвли, они всегда охотились…

— Опал? — Джаспер осторожно вдохнул. — Я знаю. Я уже знаю все это.

— Ты… что?

— Я знаю уже некоторое время. Прости, что не сказал тебе, но я не был уверен, что ты готова это услышать.

Джаспер делает паузу, но я не могу придумать, что сказать. Возможно, я вообще больше никогда не придумаю, что сказать.

— Хорошо, — говорит он. — Хорошо. Ну, во-первых, спасибо. Я не знаю, как ты оплатил частную среднюю школу, но это… Я знаю, что вы просто пытались помочь. — Он говорит это искренне — слишком искренне, как родитель, благодарящий своего ребенка за самодельный рождественский подарок. Чувство предчувствия сгущает воздух.