Старлинг Хаус
Шрифт:
Бейн холодно смотрит на меня, и я знаю, что если бы я объявила, что она на самом деле исследует вход в ад, она бы очень убедительно это отрицала.
— Так что мы все были бы благодарны, — заключает Грейвли, — очень благодарны, если бы ты могла ей помочь.
А вот и цена. По правде говоря, это не такая уж плохая сделка. Я отдаю им Старлинг Хаус — позволяю лапать старый особняк, который не мой и никогда им не будет, предаю одного храброго, глупого мальчика — и в обмен получаю все.
Дом, имя, семью.
При слове «семья» у меня в голове включается еще один монтаж, только уже не
Я наклоняю голову, изучая Дона Грейвли — моего двоюродного дедушку, наверное. Этого человека, который отводил взгляд, пока мы одиннадцать лет жили на лапше, и который продолжал бы отводить взгляд, если бы не его банковский счет и бизнес-планы. А почему бы и нет? У нас есть общая кровь, может быть, проклятие, но он никогда не оставался в городе достаточно долго, чтобы понять, каково это, когда поднимается туман. Нас ничто не связывает, кроме имени, о котором я даже не подозревала.
Глядя в эти глаза — осколки холодного известняка, — мне приходит в голову, что Старлинги, наверное, были правы. Единственное имя, которое стоит иметь, — это то, которое выбираешь сам.
Грейвли становится нетерпеливым, его челюсть работает, пальцы отбивают чечетку. Я улыбаюсь ему, и, судя по тому, как он вздрагивает, я думаю, что это, должно быть, моя настоящая улыбка, злая и кривая. Я наклоняюсь к нему через стол, плечи кричат в своих впадинах.
— Иди рыбачь, мудак.
Перемена происходит быстро: из Грейвли исчезает его добродушный вид старого доброго парня. Его руки становятся неподвижными, верхняя губа отслаивается от зубов.
— Боже, ты прямо как она. Леон баловал ее до смерти, давал ей все, что она хотела, но этого было недостаточно. — Для мамы этого никогда не было достаточно. Она была голодной, ненасытной, хотела все. Я всегда ненавидела ее за этот аппетит, хотя бы немного, но сейчас я чувствую странную симпатию. Оказывается, я тоже голодна.
Лицо Грейвли окрасилось в сиреневый цвет.
— Она пошла и залетела — настаивает на сохранении, отказывается выходить замуж, позорит фамилию Грейвли… — Его фразы обрываются, трещат под тяжестью двадцатишестилетней обиды. — И все равно, после стольких лет, после всего, что она сделала, Леон собирался отдать все это ей. Она не работала для этого, она не заслужила этого — я был тем, кто…
— Что ей отдать? — Мой голос холодный, не громкий. Нет причин, по которым он должен оставлять после себя звенящую тишину. Грейвли снова сморщился, став похожим на черепаху, а Бейн выглядит так, будто ей удалось удержаться от закатывания глаз только благодаря годам элитных тренировок.
Грейвли тяжело дышит, почти задыхается.
— Теперь это не имеет значения. Я сам сжег завещание, а твоя мама съехала в реку, не успев понять, что ее ждет.
— Она знала. — В этих словах чувствуется вкус правды. Вот увидишь, мама мне говорила. Она сказала Бев,
Но мечты в Идене долго не живут. Туман поднялся высоко, колеса съехали с дороги, и к тому времени, когда констебль Мэйхью купил мне Хэппи Мил, мое будущее исчезло.
Украдено этим каменноглазым ублюдком.
Всплеск ярости поднимает меня на ноги.
— Ты…
— Хватит. — Голос Бейн холодный и немного скучающий. — Прошлое позади, и ты ничего не сможешь доказать, не так ли?
Я открываю рот, потом закрываю. Единственные доказательства, которые у меня были, — это номер моей мамы, написанный на квитанции мертвеца, и ее фотография в семейном фотоальбоме. Теперь это все пепел, дым и слухи.
— Но давай поговорим о будущем, — продолжает Бейн. — Думаю, можно предположить, что суд отдаст Джаспера под опеку его дяде, особенно учитывая поведение его сестры. — Она бросает взгляд на меня, закованную в наручники и задыхающуюся, от которой исходит запах дыма.
— Ты этого не видишь, но я хочу, чтобы ты знала, что я тебя посылаю.
Бейн остается невозмутимым.
— И я не думаю, что Мистер Грейвли будет склонен отправить его в Стоунвуд. В конце концов, ему предложили место в семейной компании. Почему бы ему не согласиться?
— Потому что у него астма, чертов упырь. — Отец Лейси работает на заводе, и она сказала мне, что к концу каждого дня капот его машины покрывается мелкой черной сажей. Все, что для этого нужно, — долгая смена, сломанный ингалятор и прогулка обратно в мотель туманной ночью.
Паника душит меня, превращая мой голос в нечто похожее на мольбу.
— Он не проживет и года.
Грейвли быстро моргает. Бейн снова поднимает и опускает плечо в этом нежном, сводящем с ума пожатии.
Я смачиваю губы и говорю:
— Я убью тебя.
— Трудно, когда тебя посадят в тюрьму за поджог.
Она издевается надо мной, смотрит на меня праздными голубыми глазами, пока портит мне всю жизнь, и мне это надоело.
— Господи, просто оставь нас в покое. Я даже больше не работаю на Артура, благодаря тебе!
Бейн прислонился спиной к искусственной коже.
— Я знаю.
— И даже если бы я знала, даже если бы я умоляла… — Образ Артура прерывает меня, таким, каким я видел его в последний раз: на коленях, с закрытыми глазами, как какой-то древний кающийся. Я сглатываю. — Он не дал бы мне ключи.
В ее глазах мелькает юмор.
— Нет?
— Нет. — Артур может хотеть меня, но я видела, как он скорее просунет кулак в окно, чем дотянется до того, что ему нужно. Он не дрогнет, не согнется. Я снова сглатываю и встречаю взгляд Бейн. — Я не могу тебе помочь.
— Я знаю. — Она по-прежнему совершенно спокойна.
— Так мы закончили?
Она одаривает меня маленькой, покровительственной улыбкой.
— Нет.
— Почему нет? Что именно мы здесь делаем?
Бейн поворачивает запястье, чтобы еще раз проверить часы.