Старый холостяк
Шрифт:
Сильвия. Как! Он его не прочел?
Люси. Пробежал, просил кланяться и сказал, что прочесть внимательно ему недосуг — это требует времени, а он, видите ли, спешит.
Сильвия. Просил кланяться и даже не прочел внимательно! Он бросил меня: его приворожила Араминта. О, как кипит моя кровь при одном имени соперницы! О, как мне хочется проклясть их обоих, чтобы наградой за любовь ей стала вечная ревность, а ему — разочарование! О, если бы я могла отомстить за муки, на которые он меня обрек! Я чувствую в себе всю ярость, на какую способна женщина: во мне пылает не любовь, а жажда мести.
Люси.
Сильвия. Как, милая Люси?
Люси. Вам известно, что Араминта покорила его и привязала к себе притворной скромностью…
Сильвия. Значит, нам надо убедить его, что она любит другого?
Люси. Не угадали. Вот если бы нам удалось доказать Вейнлаву, что она обожает его, состряпав, скажем, поддельное письмо от ее имени, это бы взвинтило привереду и отбило у него вкус к Араминте.
Сильвия. Да что ты! Это ничего не даст.
Люси. Не беспокойтесь и положитесь во всем на меня. Я вызнаю, что произошло нынче между ними, и сразу начну действовать. Но погодите-ка! Если я не ошибаюсь, вон там, на углу, стоит Хартуэлл и разглагольствует сам с собой. Да, это он. Ступайте в дом, сударыня, примите его полюбезней, расцветите лицо улыбкой, напустите на себя невинный вид и притворитесь, будто вам нет нужды притворяться. Вы же знаете, чем его пронять.
Сильвия. Изображать любовь так же трудно, как скрывать, но я все-таки попытаюсь в меру слабых своих сил, хотя, боюсь, у меня не хватит умения.
Люси. Какое там к черту умение, сударыня! Притворству нас учит сама природа.
Обманываем мы мужчин с рожденья,Себя же сами вводим в заблужденье.Уходят.
Сцена вторая
Там же.
Входит Хартуэлл, за которым следуют Вейнлав и Беллмур.
Беллмур. Гляди-ка! Уж не Хартуэлл ли это направляется к Сильвии?
Вейнлав. И, кажется, рассуждает сам с собой. Попробуем подслушать.
Хартуэлл. Куда, черт побери, я иду? Гм! Ну-ка, подумаем. Не дом ли это Сильвии, пещера волшебницы, от которой мне надо бы бежать, как от чумы? Войти сюда значит надеть на себя пропитанную ядом рубашку, броситься в объятия лихорадки и в приступе безумия ринуться в самое губительное пламя женские объятия. Ха! Вовремя опомнился. Вот сейчас приведу мысли в порядок и удалюсь.
Беллмур. Не допусти этого, о Венера!
Вейнлав. Тс-с!
Хартуэлл. Ну, что же ты не уходишь, Хартуэлл? Ноги, выполняйте свой долг! Нет, не сдвинулись ни на дюйм. Черт побери, я пойман! Вон там для меня север, и туда, только туда указывает моя стрелка. Проклинать себя я могу, перебороть — нет. О восхитительная, проклятая, дорогая, пагубная женщина! Боже, как будут хохотать надо мной юнцы! Я стану посмешищем столицы. Не пройдет и двух дней, как меня увековечат в уличной песенке и воспоют в грустной балладе на мотив «Радостей престарелой девицы» или «Посрамленного холостяка», а еще через день
Беллмур. Очень надежное лекарство, probation est [27] . Ха-ха-ха! Ты прав, бедняга Джордж: ты выставил себя на посмешище. Зловредный Лондон подхватит шутку как раз на том месте, где ты заговорил всерьез. Ха-ха-ха! Он разрывался, как старый стряпчий между двумя гонорарами.
Вейнлав. Или как юная особа между жаждой наслаждения и боязнью за свою репутацию.
Беллмур. Или как ты сам сегодня, когда, устрашенный собственной смелостью, сорвал поцелуй с губ Араминты.
27
Одобрено, испытано (лат.).
Вейнлав. Она затеяла из-за этого ссору.
Беллмур. Ба! Женщины сердятся на подобные обиды лишь для того. чтобы иметь потом удовольствие простить их.
Вейнлав. Я тоже люблю удовольствие, которое дает нам примирение. На мой взгляд, прощенью, полученному слишком легко, — грош цена.
Беллмур. Ты сам не знаешь, чего тебе надо — чтобы она сердилась или чтобы радовалась. Был бы ты доволен, женившись на Араминте?
Вейнлав. А ты был бы доволен, угодив в рай?
Беллмур. Гм… По совести говоря, мне туда не очень хочется, тем более — уже сейчас. Нет, я сперва постараюсь заслужить эту награду, потрудившись ради нее вместе со своим поколением.
Вейнлав. Вот и я не хочу жениться на Араминте, пока ее не заслужу.
Беллмур. Но каким образом ты рассчитываешь добиться той, кто никогда не сдастся?
Вейнлав. Ты прав, но я бы…
Беллмур. Женился на ней без ее согласия? Да, ты — загадка не по женскому уму.
Входит Сеттер.
Верный Сеттер? Какие новости? Как подвигается наш замысел?
Сеттер. Как всякий низкий замысел, сэр, — неплохо. Дьявол вознаграждает наши усилия успехом.
Беллмур. Приятно слышать, Сеттер.
Вейнлав. Ладно, оставляю тебя с твоим наперсником. (Уходит.)
Беллмур. Ты приготовил все, что нужно?
Сеттер. Все, сэр, все — и большую священническую шляпу, и драгоценную книжечку, и длиннополое духовное одеяние, прикрывающее плотскую мерзость. Не забыл я и черный пластырь, которым, как мне сказали, Трибюлейшен Спинтекст залепляет себе один глаз в качестве епитимьи [28] за то, что грешил в молодости любовными взглядами; правда, кое-кто утверждает, что именно этим глазом он удостоверился в непостоянстве своей жены.
28
Епитимья — наказание, налагаемое церковью на кающегося грешника.