Статьи, дневники, замыслы
Шрифт:
Глава пятнадцатая: Влад
Все верно — я хочу вернуть Кузнецову.
Как кобылу в стойло.
Хочу, чтобы она кипятком по мне ссалась, как последняя сучка, чтобы буквально дышать без меня не могла, чтобы скулила от тоски каждую минуту, которую меня не будет рядом.
А потом, когда она будет на вершине блаженства, забудется в сладкой неге и будет готовиться ко второму дублю нашей свадьбы и покупать посуду в наш новый дом… я ее, на хуй, пошлю.
Хочу посмотреть ей в глаза в ту минуту, когда она будет медленно падать с
Такой план.
Но посвящать в его «тонкости» Нимфетаминку я не собираюсь. Кто знает, вдруг она относится к тому маленькому числу женщин, которые воспевают адекватное сестринство и несмотря на первое знакомство с Кузнецовой, упорется открыть ей глаза на то, как все обстоит на самом деле.
— Ты хочешь ее вернуть? — переспрашивает Нимфетамин.
Вот все в ней хорошо, но дурная привычка заставлять меня по несколько раз повторять одно и тоже может стать проблемой в наших с ней деловых отношениях. Сегодня я еще бухой и не очень хорошо соображаю, но когда мозги вкрячатся на место, нужно будет провести с Аней серьезную беседу на тему того, что можно и нельзя делать в отношениях со мной.
Даже в фиктивных.
Или, скорее, особенно в фиктивных.
У нас же с ней договор, земли, бабки, она мне торчит за героическое спасение их с мелкой, так что закрывать глаза на то, что меня парит ради ее красивых глазок или роскошных сисек, я точно не буду. Хотя, положа руку на сердце, я в принципе не люблю все вот эти поддавки: я делаю девочке красиво — я ее и танцую. Спасибо, Кузнецова, за бесценные уроки жизни.
Олю я любил как двинутый.
Реально буквально крыша текла с первой минуты как ее увидел. Уступал ей во всем и всегда, думал, что именно такими и должны быть отношения — когда мужчина делает все, чтобы его любимая была счастлива, чувствовала себя в безопасности и все ее заботы сводились к цацкам, шмоткам и красивым ноготочкам.
Я мысленно показываю средний палец фантомной боли из прошлого и снова переключаюсь на сидящую напротив Нимфетаминку. Нет, все-таки хорошо, что у меня на нее «встает» только мозг, потому что кандидатуры лучше на роль моей девочки просто и быть не может.
— Я ее пиздец как люблю, — улыбаюсь максимально по-джокерски. — Первая любовь, первая гроза, вся вот эта хуерга.
— Странная у тебя любовь, — кривится Аня.
Складка между аккуратными бровями цвета скорлупы кокосового ореха ей очень идет. Или, может, я просто отвык от натуральной мимики, потому что вокруг меня наперебой одни обколотые ботоксом куклы? Даже Дина, при всей своей охренительности, сделала со своим лицом абсолютно весь прайс косметологической клиники.
— Ну, Нимфетамин, тебя моя любовь, строго говоря, ебать никак не должна.
— А можно матерится не так… обильно? — недовольно хмурится.
— Нет, нельзя. Есть еще что-то в списке претензий?
— Оденься, — она сглатывает. — Пожалуйста.
— Нет. Следующий пункт?
— Забудь. — Она на секунду закатывает глаза, и когда снова на меня смотрит, то это, мать его, целое преображение века: лицо сосредоточенное, деловое, ноль эмоций. На секунду подвергаю сомнению
— Не не, Ань, прямо сейчас я пьяный. Все разговоры завтра, на трезвую голову.
— Разумно, — соглашается она. — А сейчас… мы с Мариной…
Аня тревожно оглядывается.
— Пока ты под моей крышей — я про дом, если что — ты в безопасности. Выбирай любую комнату, какая на тебя смотрит, еда в холодильнике, если что-то нужно — там есть номер карты на бумажке заказывай из доставки все, что нужно тебе и мелкой. Об остальном не парься — в шесть утра приходит уборщица.
А меня что-то реально пошатывает с непривычки.
Давно не бухал, чтобы прямо вставило и развезло. Вот что ЗОЖ с людьми делает — можно свалиться рожей в бетон от пары стопок. Та чашка кофе, которую Аня разлила, находясь под глубоким впечатлением от моего, без преувеличения, охуенного мышечного тела, заметно улучшила бы ясность моих мозгов, ну уже хер с ним. А вот Аню надо бы надрессировать не пялиться на меня как на детородный орган в шоколаде, а то наш с ней план заглохнет на первом же вираже.
Я успеваю добраться до выхода, когда Аня решает еще разок пройтись по моей уверенности в том, что она — адекватна и с ней можно вести дела.
— То есть мы теперь твои пленницы? — с легкой, этакой высокомерной иронией, типа у нее нет выхода, но мне надо обосраться от счастья, что я посадил под замок ее принцесскины булки.
К слову, булки прям зачет, я даже пару раз пожалел, что без трусов.
— Нет, радость моя, ты прямо сейчас можешь валить на хер на все четыре стороны. Вот прямо как Лазарь — встань и иди!
Правый уголок ее рта начинает заметно подергиваться.
— Проблема в том, что моя безопасность и мои правила распространяются только там, где я хочу. Например, мой дом — это крепость. Здесь тебя не достанет ни чувак с нимбом, ни хрен с рогами. Но если ты хочешь отправить свою жопу в закат — кто я такой, чтобы запрещать тебе самовыражаться? Но если там найдутся желающие выебать твой симпатичный задок — это будет твоя проблема.
— Я поняла, довольно.
Ах ты ж ёб твою мать.
Слово-то какое выковыряла из своего хорошего воспитания — я думал, такие только в «Вишневом саду» остались и то в театре.
— Нет-нет, малая, погоди. — Иногда, очень редко и в основном по «особенным случаям», меня несет. Как именно это случается — часто просто рандом. Но Дина, например, примерно вдупляется, когда уже нужно закрыть рот, потому что если продолжать продавливать, то я эффект будет примерно как от разорвавшейся пружины. Ане еще предстоит осваивать тонкое искусство взаимодействия с моими сальпугами и скорпионами, но один важный урок я могу преподать ей уже сейчас. — Я не буду за тобой бегать, Нимфетамин. Это вообще не моя тема — возвращать, уговаривать, убеждать, выпрашивать. Вышла — иди на хуй сразу, без оглядки. Большая, сильная и самостоятельная? Вали! Выход там! А если ты маленькая, беззащитная и нуждаешься в моей спине — значит, ты играешь по моим правилам.