Статьи, дневники, замыслы

Вертов Дзига

Глава шестнадцатая: Аня

Я просыпаюсь от странного давящего чувства в районе копчика, но еще какое-то время пытаюсь его игнорировать, потому что очень хочу вернуться в сон, где я валяюсь на калифорнийском пляже, на меня светит теплое солнце, а жизнь прекрасна и удивительна.

Но это странное чувство все равно никуда не исчезает.

Большее того — любая моя попытка перевернуться на другой бок моментально проваливается, потому что я буквально придавлена к постели чем-то большим и тяжелым.

Открываю один

глаз, одновременно пытаясь вспомнить, попадались ли мне на глаза в доме Грея признаки существования в нем домашних питомцев, но ничего такого я точно не видела. А, может, у него экзотический питон? Тогда это многое объяснило бы. Ну кроме той «незначительной» детали, что змеи, вообще-то, хладнокровные.

О боже.

Мои глаза, окончательно наводят фокус и… господи, лучше бы это был питон!

А не здоровенная мужская лапа!

Она просто лежит поперек, а чувствую я себя так, будто на меня упало персональное дерево. Но и это еще не все, потому что, опустив взгляд вниз, я натыкаюсь еще и на его ногу, которую этот сумасшедший извращенец забросил на меня словно я какая-то… подставка для его драгоценного королевского колена.

Мой сонный и еще не до конца перемолотивший стресс последних дней мозг очень медленно разогревается, но по мере того, как ко мне возвращается способность соображать, мои щеки стремительно заливает адский стыд, а кожа начинает гореть не только в тех местах, где к ней прижаты конечности Грея, но вообще везде.

Потому что до меня, наконец, доходит, что именно таранит мой многострадальный копчик.

Я первый раз просыпаюсь в потели с голым мужчиной.

С голым чокнутым на всю голову бандитом.

С голым бандитом, которого знаю меньше суток.

«Мы не осуждаем, подруга, — почему-то мой внутренний голос решает заговорить голосом Анжелы, моей абсолютно невероятной афро-американской подруги, одной из самых умных девушек на нашем факультете. — Как можно осуждать, когда у этого мужика такие руки? Ты знаешь кто дал ему эти руки? Господь Бог. А знаешь для чего? Вот как раз для этого!»

У него действительно офигенная рука: мускулистая, с грубой кожей, покрытой ровно тем количеством растительности, которое не скрывает узловатый рисунок вен, а как бы даже подчеркивает его. Пальцы у него тоже идеальные — длинные, с правильной формой ногтевой пластины. И хоть я не очень люблю татуировки на тыльной стороне ладони, а тем более — на пальцах, на Грее все это смотрится максимально гармонично. Да его в принципе можно выставлять в витрину любого тату-салона и грести деньги лопатой, потому что от желающих «сделайте мне так же» отбоя не будет.

Хорошо, что в ту секунду когда я всерьез начинаю разглядывать, что же там у него набито, Влад вздыхает куда-то мне в макушку и еще сильнее закидывает на меня ногу. Еще одно движение — и его тяжеленная горячая туша просто подомнет меня под себя.

Одной визуализации того, как это будет выглядеть достаточно, чтобы я в один рывок перекатилась на другой край постели и еще в один — с размаху приземлилась прямо на пол. Еще пару секунд просто валяюсь там, пытаясь понять, где были мои мозги, когда я, лежа в постели с без году неделю незнакомым мужиком, думала не о том, как бы выбраться живой и невредимой, а о его, блин, татуировках, волосатых руках и…

Я кое-как поднимаюсь на ноги,

но быстренько, на полусогнутых, семеню к креслу, на котором оставила свои вещи. Половина из них еще влажная — я вчера так устала, что после того, как уложила Марину в соседней комнате, могла думать не о том, где в этом дворце постирочная, а как бы не уснуть на полпути.

Нужно было не поддаваться на уговоры сестры, что она уже не маленькая и хочет спать одна, а остаться с ней.

На глаза попадается небольшая ниша в противоположной стене. Сейчас, когда комнату заливает яркое утреннее солнце, абсолютно ясно, что она как минимум имеет хозяина, а как максимум — хозяина-мужчину. Но ночью она выглядела как обычная гостевая комната: много пространства, мало уюта.

Стараясь не шуметь и не оборачиваться, иду к нише, за которой целая огромная гардеробная. И когда я говорю «огромная», то имею ввиду не размеры комнаты, а габариты однокомнатной квартиры. Слева — рубашки, брюки, пиджаки, отдельно — костюмы. Справа — полки для джинсов, футболок, разных «водолазок» и худи. Обувь — в целой выделенной секции, как и верхняя одежда, и одежда для спорта. Судя по ее количеству, Влад Грей не относится к числу тех мужчин, которые будут ходить в зал в одних и тех же штанах и футболке. В глаза бросается и еще одно — специальная витрина для часов. Шестнадцать пар, минимум три из которых с бриллиантами и в платине.

Он точно бандит.

Как их там называют? Криминальный авторитет?

Сдергиваю с вешалки первую попавшуюся футболку и меланжевые спортивные штаны. Оно все мне жутко велико, но зато сухое и чистое, и не пахнет как «три дня беспросветного кошмара».

Кое-как прочесываю пальцами волосы, собираю их в петлю на затылке и, мысленно ухнув для храбрости, выхожу обратно в комнату.

Грей все так же крепко спит, только теперь, слава богу, перевернулся на живот мордой в подушку. Но зато легкое стеганое одеяло теперь прикрывает в лучшем случае только часть его правой ноги. Все остальное, включая крепкую смуглую аппетитную задницу, бессовестно выставлено напоказ.

И пока я, как голодный зомби, таращусь на это тело, в моей голове гуляет только одна мысль: где же находится витрина для вот_этого экспоната и почем он на свободе, а не под семью замками?

Мне нужно принять душ, помыть голову и просто привести себя в порядок, но делать это в одной комнате с Греем я точно не буду. Тем более, что у него даже нет двери в ванну — там просто проход и матовая стеклянна перегородка.

Только оказавшись одна в коридоре я, наконец, выдыхаю и вдыхаю полной грудью.

Быстро сориентировавшись, заглядываю в соседнюю комнату — Марина спит, завернувшись в одеяло как куколка ночного мотылька.

Хорошо, значит, у меня есть немного времени на себя: выпить кофе и еще раз переварить события вчерашнего дня.

На первом этаже уже суетиться уборка — две женщины среднего возраста шуршат как пчелки. От разлитого кофе и разбитой чашки не осталось и следа, во всем остальном — даже не понятно, что именно они убирают на стерильной как операционная кухне. Сомневаюсь, что Грей сам в принципе знает какой стороной ставить на плиту сковородку. Но чтобы не мешать им, потихоньку выбираюсь через заднюю дверь на пирс и медленно бреду до самого конца.