Статьи из журнала «Компания»
Шрифт:
В это состояние мы снова вернулись. С этой господствующей интонацией живем. А надоест так жить — так лет через сорок очередные менеджеры по антиреформаторству к нашим услугам. Чтобы и детям нашим было неповадно задавать себе вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?»
17 февраля 2006 года
№ 402, 20 февраля 2006 года
Повесить кирпич
Тут в одной российской республике сменилась власть. Возглавлявший
При этом широко обсуждается вопрос о том, хорошо ли, когда соблюдается династический принцип смены власти. Вспоминают даже фразу Александра Введенского: «Монархия хороша тем, что иногда случайно приводит к власти порядочного человека». Прав был обэриут: чтобы сделать политическую карьеру — особенно в условиях демократии — с порядочностью надо распрощаться априори. Говорят, что и в Азербайджане вполне неплохо получилось: Эльхам Алиев, конечно, не Гейдар (что, возможно, и к лучшему), но преемник достойный, народом любим, фамилия знакомая… Создается впечатление, что ничего и не кончилось. Смена власти превращается в чистую формальность.
Люди, всерьез обсуждающие прелести престолонаследия, забывают только об одном: это уже было, и от этого отказались. Человечество ушагало дальше. Монархия осталась в десятке-другом государств, и то символически. У престолонаследия, как и у любой архаики, есть свои преимущества — архаика вообще обаятельна, например, в кино о викингах, рыцарях и драконах; но хватит, это уже было, и клановая структура общества была, и байская власть, и среднеазиатское средневековье — но попробовали, хватит, не надо. Пусть Россия ходит по кругу — человечество выбрало движение по прямой.
Всякий период в человеческой жизни — и в истории — чем-нибудь да хорош: в детстве все очень чисты (если вовремя пеленают и подмывают), в отрочестве могут много раз без передышки, в зрелости хорошо соображают, в старости умеют отделять главное от второстепенного… Все это не повод впадать в детство и сломя голову ломиться в старость: ни жизнь, ни история не терпят повторений. Когда-то человечество уже решило: мысль — свободна, религия — ненасильственна, фанатизм — отвратителен, невежество — постыдно, а выдавать пещерность нравов за оскорбленное религиозное чувство — обычная уловка погромщиков. Мы это помним по своим дворам: «Ты про мою сестру плохо сказал!» — хрясь! А я и знать не знаю, что у него вообще есть сестра. Скорее всего, нету. Просто ему кулаками помахать хочется.
В богатой, долгой и жестокой человеческой истории много чего уже было. И никто не утверждает (я уж точно), что главной целью человечества является достижение свободы каждого индивидуума. Свобода вообще не может быть целью — она чего-нибудь стоит, лишь пока остается средством. Но утверждать, будто человечеству лучше в условиях средневековья, — примерно то же, что после поражения в войне уверять, будто населению лучше жилось под твоей оккупацией. Лучше, не лучше, а история тебя приговорила; ну и будь любезен слушаться, уйди с арены. В истории и в философии, к сожалению или, к счастью, ничто не может быть завоевано раз и навсегда — но уж какие-то ключевые вещи надо запоминать надолго. И повесить внушительный «кирпич» на тех путях, которые оказались тупиковыми. Это в равной степени касается и престолонаследия, и фундаментализма, и оголтелого антигосударственного либерализма.
24 февраля 2006 года
№ 403, 27 февраля 2006 года
Парадный вход
Мэр Москвы призвал столичных геев воздержаться от марша по Москве в мае сего года. А у них уже все было намечено на 27 число. Дело даже не в том, что это день основания Санкт-Петербурга (1703), коронации Александра III (1883), независимости Афганистана (1921), закрытия Камерного театра (1949) и возвращения в Россию через Владивосток Александра Солженицына, который вообще никак не виноват в том, что московским геям не терпится парадировать. Это еще и день создания партии «Единство» (2000), преобразованной из одноименного движения. Согласитесь, в контексте парада геев пятилетний юбилей партии с таким названием приобретает вовсе уж сомнительный оттенок. Но суть и не в этом, а в том, что нечего нам подражать гибнущей Европе. Московская мэрия — я редко ее хвалю — стопроцентно права в решении запретить это мероприятие в Москве. Ничего хорошего из этого марша не вышло бы.
Я ничего не имею против геев, хотя предпочитаю с ними не дружить. Как говаривал Уайльд, «парадокс в области мысли стал для меня тем же, чем извращение в области страсти»: мне не очень нравится их парадоксальная этика, в которой разрешаются чуть большие вольности, нежели у натуралов. Я не люблю сплетен, не интересуюсь модой, плохо отношусь к женственности мужчин и мачизму женщин, но это мои личные проблемы. Есть право геев заниматься любовью с кем угодно — но есть и мое право испытывать физиологическое отвращение при виде целующихся мужиков. Есть, наконец, опасность вызвать в России волнения на ровном месте — решительно не понимаю, зачем провоцировать консервативную страну: если геи попробуют устроить марш в Иране — это будет весьма сомнительным признаком свободы, а кончится камнепобитием. Вот и не надо подталкивать Россию на иранский путь. Главная особенность нашей страны — то, что здесь любой факт или призыв может послужить к разжиганию национального либо идейного антагонизма. Даже спор о разведении помидоров обязательно кончается упреками в недостаточном патриотизме или безродном космополитизме. Нормально, когда такие споры разворачиваются в идейной плоскости, вот и давайте спорить о серьезных вещах, не растрачивая пыл по пустякам.
Гей-парад отличается от гей-любви одним, но решающим обстоятельством: парад — заявление о триумфе. Не помню, чтобы военные парады устраивались по случаю поражения. А триумф физиологии не устраивает меня ни в каком виде. Я готов обсуждать какие-то вещи с правыми, устроившими «Правый марш»; я готов вступать в диалог даже с фашистом, если этот диалог ведется не на языке кулака (впрочем, готов и на такой, если придется, — но это уже не называется диалогом). Я не готов к одному: воспринимать имманентные вещи вроде физиологических или эротических предпочтений в качестве идейной программы. Нет ровно никаких оснований праздновать чье-либо гейство. Заслуги геев тут давно уже нет: они не общественному мнению противостоят, а моде следуют. Ни тот, кто любит представителей своего пола, ни тот, кто увлекается представителями протовоположного, не имеют морального права выходить на улицы и пропагандировать свой образ жизни — потому что иначе следующей стадией всероссийского триумфа прав и свобод станет парад тех, у кого запор, и встречный парад тех, у кого понос. Что самое интересное, эти два шествия тоже обязательно стали бы драться на почве недостаточного патриотизма, немедленно разделившись на консервативно-запорных патриотов и поносно-либеральных радикалов…
Вот и нечего, нечего. Мне от идейной-то склоки уже тошно, а тут еще вы с вашими эге-гей-поп-парадами. Всем сидеть дома и перечитывать Солженицына — «Смирение и самоограничение как категории национальной жизни».
13 марта 2006 года
№ 405, 13 марта 2006 года
Помощь рису