Статьи из журнала «Компания»
Шрифт:
Русская мысль — всегда ансамбль, хор, даже, если хотите, концерт. В ней представлены все крайности, она прекрасна именно богатым и несколько даже избыточным универсализмом. Нет такого экстравагантного учения, у которого в России не нашлось бы сторонника. По меткому замечанию Вячеслава Пьецуха, во всем мире из-за Гегеля спорили, но только в России из-за него стрелялись на дуэли. Главная черта русской мысли — ее полемическая страстность, диалогический напор, жажда собеседника; главное занятие русских — разговаривать, а с пустотой ведь не поговоришь. Вот почему государственная практика возвеличивания одного философа за счет других вредна и грозна: единственно правильной философии на свете не существует. Но российская власть никогда этого не понимала. Из хора она вычленяла только те голоса, которые были
Но русское государство немыслимо без угнетения и узости — в этом его бедность и слабость.
Бедный, бедный Ильин.
9 июня 2006 года
№ 418, 12 июня 2006 года
Сиропные слезы
Этика начинается с эстетики. И ею же проверяется. Если благое дело некрасиво осуществляется — благость его сомнительна. Два события, одновременно грянувшие в День независимости России — главного, по сути, государственного праздника, — подтвердили самое страшное: добро от зла уже неотличимо. Критерий потерялся. Во-первых, «Кинотавр» наградил главным призом беспомощную, претенциозную, грязную картину модного театрального режиссера Кирилла Серебренникова по равноценной пьесе братьев Пресняковых «Изображая жертву». Я на фестивале не был, может, там выбирать не из чего — мало ли. Но каналу НТВ явно было из чего выбирать. Тем не менее он показал благотворительный концерт отечественных звезд в театре «Современник». В пользу детей, больных раком крови.
И это было самым страшным зрелищем, которое я видел на отечественном ТВ за все годы его существования. Я не буду говорить о своих идеологических и моральных претензиях к публичной широковещательной благотворительности, я верю только в анонимную. Невозможно себе представить большую фальшь, чем Сергей Безруков, Чулпан Хаматова, Лия Ахеджакова, Федор Бондарчук, Анна Михалкова — в благотворительном проекте. Вот они с хорошо видными, крупно снятыми слезами, с отрепетированным надрывом, с потрясающей слащавой искусственностью рассказывают о детских судьбах. Вот — в паузах — на фоне фотографий больных детей выступают рок-звезды, «Ума2рман», поющая что-то о «борьбе с засранцами» (хорошо еще без Шнурова обошлись)… Вот Шевчук с «Прекрасной любовью» — куда же без Шевчука?! Вот родные интонации, с которыми привычно упрекают подлое государство, не желающее давать ни копейки из чудовищно разросшегося Стабфонда, — благотворители вообще очень любят антигосударственную риторику; но все это немедленно сменяется паточным умилением, едва заходит речь о визите президента России к больному мальчику. Блинов вместе поели! Крупно проецируется фото президента. Принято важнейшее решение о строительстве еще одной клиники! После этого столь же сиропно-слезливыми голосами рассказывают о чудесных выздоровлениях — и громко, на весь зал возглашают: «Деньги помогли!» Яйцо сосватало, как писали когда-то в святочных рассказах. Деньги — страшная сила, все сделают.
Этим звездам как будто невдомек, что разовыми финансовыми вливаниями проблему не решишь, что одним прямым обращением к конкретному министру они добились бы куда большего, чем тремя часами публичных причитаний. Они не думают даже о том, что своими акциями помогают весьма сомнительным персонажам отмывать деньги и имидж — причем с помощью самых несчастных и беззащитных граждан России, то есть больных детей. Это цинизм, которому нет ни названия, ни оправдания. Больным, может быть, в самом деле все равно, кто спонсирует их лечение. Но растлеваемым зрителям, которых в очередной раз отучают отличать добро от зла, не все равно. Пошлость и мерзость, с помощью которых спасают больных, не перестают быть пошлостью и мерзостью. Единственные здравые слова за весь вечер сказал Сергей Юрский — луч света на современниковской сцене: «Да не поставим мы свое добро себе в заслугу, да не возгордимся им».
Поздно. Лия Ахеджакова уже не расстанется с ролью нашей общей совести,
И ведь самое страшное — что дети будут благодарны. Те самые дети, чьи благодарственные монологи тоже не постыдились показать в этот вечер.
День России, одно слово. Спасибо за наглядность.
16 июня 2006 года
№ 419, 19 июня 2006 года
Плесневая культура
В двадцатые годы в России было две культуры. Одна — для победителей, вторая — для побежденных. Когда в разряд угнетателей попадает все население, знающее грамоте и помнящее Бога, когда в буржуи записывают детей, внуков и эмбрионов, когда классовым врагом назначают своего брата-крестьянина, не понимающего политики партии, — побежденных и победителей оказывается поровну. А когда побежденных так много, их сразу не переубиваешь. Надо дать время, чтобы вымерли. И потому им разрешается иметь свою культуру — отдельную, до конца не вытоптанную. Иногда полезнее оставить вымирающему классу что-нибудь, чтобы не бунтовал и не омрачал нам тут утопии.
Сегодня у нас похожая ситуация. Только в проигравших оказались девяносто девять сотых населения, потому что шансы выжить — и выжить комфортно, со смаком, с «Золотыми ключами» — есть в нынешнем состоянии страны только у «золотого миллиона». А всего миллионов — около ста, или даже больше, если считать беженцев и далекие северные окраины. Всем этим людям тоже надо жить, потому что извести их всех быстро в девяностые годы уже не получилось. Они оказались чрезвычайно адаптивны, приспособились и к безработице, и к криминалитету, и к отъему средств. Но ни работы для всех, ни запасов на всех, ни попросту идей, которые годились бы всем, в России сегодня нет.
Но поскольку расправиться с этим преобладающим населением вот так, сразу, не получилось, ему разрешают быть и даже учреждают для него специальную культуру. Так сказать, культуру-2, если пользоваться термином Владимира Паперного. Это все, что мы видим по телевизору, все, что слушаем по музыкальному радио, все, о чем читаем в бесчисленных и неотличимых клонах «Кода да Винчи». Не надо сетовать на тухлость нынешней массовой культуры — это культура во втором смысле, в том, в каком этим термином оперирует ученый, выращивая плесень. Культура плесневых грибов — ничего другого мы не заслужили. Потому что всех нас — чей месячный доход ниже определенной планки — просто не должно быть.
Нам разрешат, разумеется, медленно вырождаться в морлоков, пролов, обслугу, нас не сразу вгонят в небытие — разрешат пожить в катакомбах, подальше от барского глаза; нам не позволят только одного — первосортности. Нам нельзя быть умнее, а точнее — благороднее определенного эталонного человека, которого называют еще target. Представителей этой «мишень-группы» (здесь слово «мишень» имеет и второй смысл) регулярно опрашивают, чтобы определить: достаточно ли плохо предлагаемое? Достаточно ли оно легко усваивается, не требует ли усилий, чтобы, не дай Бог, у акцептора не наросли мускулы и не проснулся интеллект? Все, решительно все делается для того, чтобы население, не попавшее в «золотой миллион», медленно лишалось бесплатного образования, нормального медицинского обслуживания и пристойных книг. Результаты налицо: стоит качественной продукции (вроде прошкинского «Доктора Живаго») случайно затесаться в поток телехалтуры, как рейтинг стремительно падает.
Недавно мне заказали сценарий сериала. Я принес заявку. «Старик, — сказали мне доверительно, — прежде всего, забудь все, что ты знаешь. Никаких умных слов, никаких намеков, никаких отсылок к другим текстам. Слезы и выяснения отношений — все, что от тебя требуется. И побольше ностальгии по „совку“. Иначе смотреть не будут».
Конечно, обреченным не надо думать о будущем. Пусть ностальгируют. Так разрешалась ностальгия людям двадцатых годов, так разрешается и поощряется она даже сегодня.