Статус неизвестен
Шрифт:
Женщине в красоте приходится отстаивать все. Ее волосы были собраны высоко на затылке, открывая изящный изгиб прекрасной шеи. На ней была майка-топ и облегающие бежевые слаксы. Белые округлые руки с проступающим узором вен возле тонкого запястья спокойно касались кончиками пальцев столешницы. Беззастенчивая изящность целеустремленно осознающая расцветшую в ней красоту.
Его сердце переполнялось тихим блаженством.
"В ней жил ангел. Если где-то и есть отдушина его сердца, то только здесь."
Эмили согнулась и принялась протирать мягкой губкой скопившуюся пыль. Ее
Завитки волос трепетали.
Но постепенно ночная память брала в нем верх, наполняя его мысли подтекстом опасений. Проникновенно, с сердечной мукой Астрел подкрался к ней сзади.
Любовь-это прикосновения. Приобретение через чувственность.
Нежным собственническим жестом мужчины Астрел раскрытыми ладонями обхватил ее бедра. Эмили поймала на своеволии его руки.
Мягко.
– Ты нежен со мной до назойливости, как любовник. Кто ты? Нет, не говори! Я ощущаю тухлый запашок твоих грязных мыслей, мистер липкие лапы,- она не пыталась разорвать его крепкие объятия и гибко повернулась к Астрелу лицом.
– Когда ты смотришь на меня так осуждающе, прекрасная тюрьма моего сердца, из рая изгоняют невинную душу.
Женщина, которая предпочитает не обижаться, проживает не полноценную жизнь. Эмили была полна, но ее прикосновения оставались сладостными, а взгляд искренним и горячим:
– Ты просто призыв к насилию над женщиной и совершенно меня не заслуживаешь. И не затыкай мне рот поцелуем!
– Это с какой же стати такие строгости?!
– Мужчина должен добиваться поцелуя, а не получать его за даром.
– Хочешь я расскажу тебе о мистере липкий взгляд и заслужу поцелуй?
– Не рискуй,- поддразнивала она его по привычке.
– В тот вечер, видимо пользуясь привилегией стародавнего друга семьи, стоило тебе посмотреть в другую сторону, Валерка Самородов штурмовал вершины твоих грудей и ягодиц. Не удивлена?
– Ты все это придумываешь, безобразник, чтобы я поверила будто бы ты меня ревнуешь,- Эмили ликовала.
– Он по прежнему по уши влюблен в тебя,- дрогнувшим голосом, как бы вскользь, смущенно выпалил Астрел.
Ее глаза были мгновением вечной красоты прожитым в счастье и прекрасным в неизловимой быстроте своей. Соблюдая внутреннюю, свойственную женщине дисциплину выгод Эмили, на всякий случай, призналась:
– Я женщина честная, в этом по крайней мере.
Она не произвольно закрыла запястьем вырез на груди. Астрел узнал этот жест, не вольно загоняясь и холодея от долгого воздержания искренностью. Что-то подобное он видел в ту ночь, несколько лет назад, когда застал Хаваду, уже тогда служившую в доме экономкой, в комнате прикованного к пастели Карэла. Хавада вот так же стояла, разрубленная гильотиной падающего из коридора света. Ее глаза беспокойно бегали, одна рука прятала за спиной подушку с какой-то странной настойчивостью. А свободную руку Хавада совсем похоже клала себе на колышущуюся грудь.
"Родные сестры ..."
Всякая женщина с причудами, но Хавада была не просто нервозна, ее лицо являло ужас высочайшей пробы.
Те, кто сильнее многих, бывают порой непростительно слабы. Астрел не
Мужчинам от природы даны силы на действия, женщинам остаются интриги. Расчет как привычка коварства. Все же в их мире возвратность жизни никто не отменял, и смерть была понятием не окончательным. Да и Эмили вскоре забеременела и закружилось все, выталкивая жизнь на новый виток.
Заговор двух людей против всего остального мира, может быть это и есть любовь?
Рядом стояла женщина которая его совершенно точно ощущала, потому что их судьбы были приколоты к друг другу за сердца. Эмили почувствовала взвинченность чувств мужа и требовательно попросила:
– Дай мне ключ.
Три слова.
Миг он колебался. С каждой секундой его молчания точно все ниже опускался потолок, уплотняя в комнате не только воздух, но и сгущающийся страх. Панический тошнотворный ужас на мгновение лишил дара речи, парализовав. Эмили заглянула Астрелу в глаза и вдруг испуганно зажала ему ладонью рот. Астрелу стоило видимого труда не отшатнуться.
Весь смысл его молчания был налицо.
Ее яркие большие глаза в гневном отчаянии вмиг застыли на побелевшем лице в неописуемом, ни на что не похожем горе. Отраженный от него страх из бледного подобия вдруг стал в ней явью. Лодочки миндалевидных глаз полузатопленными слезинками застыли ледоставами как холодеющая трясина.
Эмили вложила в удар все, на что имеет право мать. Если бы она могла убить его этой пощечиной - она бы убила. Эмили бы разорвало в сумасшествие если бы она не сформировала этот удар. И она совершенно бесполо расплакалась, и проваливаясь в мягкий обморок не помнила подставленных, поймавших рук его.
Они оставались семьей и были внутри одной беды. Теперь надо было думать как с этим жить.
Воздух в отбаюканном небе за окном гудел точно потревоженное гнездо ос. Расшитое палетками и бантиками пальто Сати взлетало меж кустами и уносились прочь мелькающие лодыжки фисташковых гетр Юджина. Они салили друг друга со всей непримиримой шкодной жестокостью и чистосердечной детской отходчивостью. А следом причитая бегала рассерженная Хавада.
Их собственный силуэт на фоне освещенного окна дрожал.
Действие тонусных иньекций и анальгетиков прекратилось у космодесантников к пяти утра. В самое не защищенное для сознания всякого человека время. Час невыразительных теней и одиночества, не разгоняющий а подытоживающий темноту.
Боль настигала лопнувшей на дереве почкой, неся разочарование в этот мир.
Маята дрейфовала из эфемерной становясь навязчивой. Боль дожидалась, готовая в любую секунду овладеть всем телом Парса. Воздух казался затхлым. Журчащие, перекликающиеся струи воды самотеком настойчиво проникали в сознание. Парс стряхнул гнилую солому и сел на прокрустово ложе вросшей в землю каменной скамьи.