Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
— Стой, стрелять буду!
— Не, братан, не получится, я не курю! — огибая препятствие, на бегу дружелюбно бросил Жека.
Пытаясь уловить связь между курением и стрельбой, Денис потратил несколько секунд. За это время ограбленный псих добежал до гастронома и с разбегу сунулся в нишу, занятую согбенной старушкой, — возможно, хотел укрыться там от преследующего его грабителя.
— Да уж, добренький вечерочек выпал бабушке! — оценив, в какую передрягу влипла пожилая гражданка, сочувственно пробормотал капитан Кулебякин.
— Да пошел ты, козел! — сочным басом рявкнула бабушка, категорически отвергая предложенную ей Серым развлекательную программу «добренького
Она широко размахнулась и ударила Серого в ухо косматой муфтой. Очевидно, меховое изделие содержало в себе что-то помимо бабулиного кулачка: Серый охнул и прильнул всем телом к стене. Бой-бабушка ловко саданула локтем в живот подбежавшего Жеку, шустро выскочила из засады и широким матросским шагом враскачку удалилась за угол гастронома.
— Бли-и-ин! — заныл Жека, сгибаясь пополам.
Бурного секса ему как-то сразу расхотелось.
— Не, на фиг! — непонятно, но с чувством сказал Серый, сползая по стене и держась за голову. — Больше никаких случайных связей! Только старые добрые знакомые и девочки по вызову!
— Добрый вечер! — приветливо произнес приятный женский голос.
Из темноты выступила красивая молодая девушка. Она дружелюбно улыбнулась Жеке, который был поближе, и спросила:
— Это вы меня вызвали?
— У меня всего тридцать два рубля пятьдесят копеек! — поспешил признаться Жека. — Это, наверное, мало?
— Смотря для чего, — подумав, ответила рассудительная девушка по вызову.
— А что у вас можно на тридцать два пятьдесят? — нервно облизнувшись, спросил Жека.
Тут в густой тени ниши завозился Серый, приятно удивленный неожиданным поворотом событий.
— Детка, может, натурой возьмешь? — игриво предложил он и распахнул куртку, демонстрируя упомянутую натуру.
Капитан Кулебякин, ковыляющий по кочковатому пустырю в поисках сбежавшего бассета, услышал пронзительный визг и в первый момент подумал, что это разгулявшийся ночной грабитель вспарывает стальную решетку на окне гастронома пилой «Фортуна». В следующий миг нечеловеческий визг обогатился ругательными словами, и Денис с недоверчивым удивлением понял, что ему знакомы не только эти слова, но и сам голос! Секундой позже мимо него, разбрасывая в стороны комья грязи, с грозным рычанием пронеслась приземистая тень. Ее Денис также не затруднился узнать: несомненно, это был Барклай. Очевидно, он тоже узнал голос женщины, которую с типично собачьим благородством признавал своей любимой хозяйкой, несмотря на отсутствие в ее паспорте штампа о законном браке с гражданином Кулебякиным.
— Инка, я иду! — взревел Денис и упал на задницу, поскользнувшись на жирном комке грязи.
Пока он выбирался из болота, в которое превратился пустырь, на сцене у гастронома осталась одна девушка. Серый, Жека и преследующий их Барклай, оглашая ночь криками и лаем, умчались в сторону кольцевой дороги. Все трое бежали быстро, никто не отставал, а объездная дорога была протяженной, так что скорого финиша спонтанной гонки ожидать не приходилось.
Тщательно вылизанный бассетом полиэтиленовый пакет из-под загадочного порошка, гонимый ветром, лениво катился по полю в противоположном направлении.
Оглядываясь по сторонам и растерянно хлопая глазами, я стояла в красном пятне света от вывески гастронома-тастронома и пыталась сообразить: а что, собственно, происходит? Что за дела? Прихожу я в означенное время на означенное место, чтобы встретиться с бабулиным доверенным лицом, и вижу никакое не лицо, а совсем другие части тела! Фу! Возможно ли, чтобы наша чинная-благородная бабуля отправила на встречу с любимой
Я чувствовала себя довольно глупо.
— Подожди немного, может, доверенное лицо еще появится, — посоветовал внутренний голос.
— Индия! — из канавы, окружающей пустырь, и в самом деле кто-то появился: замызганное чудище, в котором я по голосу узнала своего милого.
— Денис? Ты что здесь делаешь?
— Гуляю с собакой, конечно! — огрызнулся милый. — Что еще я могу тут делать?
— Мало ли что! — пробормотала я, пятясь, чтобы избежать телесного контакта.
По виду Дениса запросто можно было подумать, что он рыл на пустыре туннель к антиподам, вел добычу торфа открытым способом или делал лечебные грязевые обертывания. Никакой собаки, кстати, при нем не было. Впрочем, это несоответствие милый уловил и сам.
— Где Барклай? — сердито спросил он.
— Убежал за этими, — я кивнула, показывая, куда удалилась голосистая птица-тройка.
— Увязался за голым придурком, который спрыгнул с гаража? А, черт!
Не дождавшись ответа на свой уточняющий вопрос, Денис, точно плеткой, хлестнул себя по ноге ремешком собачьего поводка и тоже убежал в указанном направлении.
— Прелестно! — сердито пробормотала я, в подражание Денису хлопнув себя по бедрам. — Все разбежались, а я одна стою на панели под красным фонарем, как статуя сексуальной свободы!
Я плотно запахнула куртку, с треском застегнула молнию, надела на голову капюшон, сунула руки в карманы и затопала ногами, давая выход гневу. Под каблук угодило что-то твердое. Я посмотрела под ноги и увидела нечто вроде короткого обрезка коммуникационной трубы. Знаете, такие черные пластиковые трубы, которые закапывают в землю, пряча в них телефонные провода? Только эта штука была каменной твердости, и сквозь ее поверхностную черноту искристо просвечивал светлый металл.
Каюсь, я девушка любопытная. Я не поленилась нагнуться, поднять «трубу» и рассмотреть ее в неверном свете моргающей вывески. Мой интерес был вознагражден материально: оказалось, что я держу в руках подобие кошелька для мелочи. Правда, я никогда не думала, что в таком качестве можно использовать носок (хотя и слышала выражение «хранить деньги в чулке»). Но разве пятаки можно считать деньгами? А черный капроновый носок был туго набит именно пятирублевыми монетами. Даже не развязывая узла на денежной колбасе, я смогла приблизительно пересчитать монеты. Их оказалось пятьдесят три или пятьдесят четыре. То есть, в любом случае, чулочно-носочная заначка тянула гораздо больше, чем на тридцать два с половиной рубля — а я запомнила, что придурки, которых прогнал славный Барклай, по их собственным словам, располагали именно такой суммой. Стало быть, оригинальный кошель потерял кто-то другой.
Меня воспитывали как порядочную девушку, честную, совестливую и не жадную до чужого добра. Не скажу, что эта воспитательная программа увенчалась успехом по всем пунктам (чужих мужчин я иногда все-таки увожу), но на деньги, которые мне не принадлежат, я не зарюсь никогда. Я даже честно возвращаю лишнюю сдачу той бессовестной продавщице в хлебном отделе, которая вечно норовит меня нагло обсчитать!
Безвозвратно прикарманивать чьи-то полсотни пятаков я не собиралась. В кармане куртки у меня была ручка, и я написала ею прямо на листовке «Гастроному требуются грузчики…», собственное объявление с призывом к растеряхе позвонить Инне и номером нашего домашнего телефона. Конечно, для стороннего человека вопрос: «Кто потерял носок с деньгами?» звучал странновато, но хозяин пятаков должен был понять его совершенно правильно.