Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
– Мы на земле свое наверстаем, - засмеялась Феодора.
Леонард кивнул с сияющими глазами.
Комес ушел, а она, глядя ему вслед, нахмурилась, схватившись за шею. Дай-то бог.
Когда она спустилась к Феофано, то обнаружила, что лакедемонянка спит, раскинувшись на своей постели и подложив под голову локоть. Рот Феофано был приоткрыт, как у ребенка, черные волосы разбросались по ее груди и разметались по подушке.
“Когда-то я еще увижу ее спящей? Когда мы еще будем ночевать вот так, наедине?”
Феодора
Она смотрела на подругу словно бы с ленцой… но это было обманчивое выражение. Феофано могла вспрянуть молниеносно, как воин.
– Ну, что у вас там?
И как только она узнала, куда и зачем выходила Феодора!
– Он предложил мне взять меня в жены в Италии… и я согласилась, - со вздохом ответила московитка. – Мы оба сошлись на том, что мой муж безвестно отсутствует.
Яркий рот царицы искривила улыбка.
– Ну да… конечно. Что ж, я рада за вас обоих. И за безвестно отсутствующего.
Феодора легла на свою постель и уткнулась лицом в подушку.
* Рядовичи — на Руси XI – XIII вв. лица, служившие землевладельцам по ряду (договору), как правило попавшие в зависимость от него за денежный долг, помощь семенами или орудиями труда, вынужденные отрабатывать у господина часть своего времени. Закупы – рядовичи, взявшие взаймы ссуду (купу) и селившиеся на земле хозяина на время отработки этой ссуды. К XVI веку эти формы зависимости постепенно были вытеснены крепостничеством.
========== Глава 121 ==========
Пока они плыли до Крита, на море еще несколько раз начиналось волнение, вызывавшее волнение и среди всех, кто был на борту; но каждый раз воды успокаивались.
– Ничего страшного, - говорил комес, ободряя людей. – В конце весны и в открытом море бури случаются редко!
А наедине с подругой он признался:
– То, что случилось с “Василиссой Феодорой”, было полной неожиданностью для меня. Самое неспокойное время в Пропонтиде – поздняя осень и зима! Шторм как будто нарочно подгадал, чтобы разделить нас!
Феодора внимательно смотрела на любовника – и вспоминала, что натворил своим криком маленький Лев, ее сын от Валента, когда они убегали из Каппадокии.
– Ты не рад тому, что случилось? – спросила она.
Комес нежно улыбнулся.
– Я понимаю, что только благодаря этому я получил тебя!
Он поцеловал ей ладонь; а потом она закинула Леонарду руки на шею, и они долго миловались, забыв о том, что их могут видеть… и наверняка видят.
Каторжники, правда, сидели в своих банках, особых каморках, в средней части корабля и не могли наблюдать того, что происходило на носу галеры, где стояли любовники. Однако команде Леонарда Феодора по-прежнему не доверяла.
И даже при полном доверии между начальником и экипажем созерцание чужих
Но сейчас Феодора была готова к опасности. Она улыбнулась греку, когда они с Леонардом отклонились друг от друга: он все еще обнимал ее за талию.
– Ты опять носишь заколки, - сказала она, притронувшись к его виску. – Очень красиво.
Леонард рассмеялся и поправил свой пышный хвост.
– Я еще в Мистре заметил, что тебе так нравится.
Потом прибавил серьезно:
– В Европе у мужчин нечасто найдешь хорошие волосы, вроде моих… У низших сословий волосы портятся от голода и сверхсильной работы, а у благородных… от пагубных привычек и любовных болезней.
Феодора подняла брови:
– Любовных, голубчик мой?
Она вцепилась в его плечи.
– И моряки, должно, богатые урожаи собирают, когда заходят в порты?..
– Правда, собирают, - согласился Леонард, улыбаясь. – Но я всегда был щепетилен. Не бойся.
Феодора знала, что он хотел сказать ей приятное; но ей отчего-то стало очень не по себе. Она высвободилась и отошла к борту, вглядываясь вдаль.
– Где там твой остров?
Комес через несколько мгновений оказался рядом и опять привлек ее к себе; он завладел ее рукой, лаская ладонь.
– Вот он, уже рукой подать, - прошептал Леонард, поцеловав подругу. – Совсем скоро мы сойдем, и ты сможешь отдохнуть на песке… как следует искупаться… а потом я покажу тебе славу моей отчизны, знаменитые критские дворцы и росписи!
Феодора взглянула комесу в глаза без улыбки; и тогда он прижал ее к груди, гладя по волосам и спине.
– Я буду хорошим мужем, - прошептал критянин. – Богом клянусь, я буду лучшим мужем, какого ты могла бы пожелать! Я не стану собирать грязь в портах, чтобы потом вымазать ею тебя! Как ты только могла подумать!
– Я ничего не думала, - прошептала Феодора, прижимаясь к нему.
Обе галеры, называвшиеся “Эрато” и “Киприда”, благополучно пристали к критскому берегу: галера-водительница, “Эрато”, несшая комеса и его подопечных, причалила первой. Были сброшены мостки; в ослепительно белый песок забили столб, к которому пришвартовали судно.
Феодора видела белые стены прочно укрепленного приморского города – Кандии*, бывшего гаванью, сейчас очень оживленной; но комес не собирался заходить в этот порт. Они причалили в пустынном месте, где никто не мог бы узнать и запомнить его необыкновенных спутников.
Комес сошел на берег первым, рука об руку с Феодорой, точно препровождал царственную супругу во дворец. Где же сам дворец? Феодора не видела отсюда, но могла вообразить себе со слов Леонарда колоссальные коричнево-красные руины, палимые солнцем тысячи лет. Древнейшее творение человеческих рук; жилище, заброшенное задолго до того, как по всему эллинскому миру выросли Александрии.