Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

Однако она видела длинные списки с числами, проставленными напротив каждого наименования: товары, количество и стоимость, считая в деньгах, а также том, что их заменяло, - золотых и серебряных слитках, шкурах, шелках, воске и меде. Это была не только продажа, но и обмен: как велись дела еще с дохристианской Русью. Она видела печати, проставленные под заключенными сделками, - в которых узнавала гербы европейского рыцарства с их перекрещенными ветвями и мечами, якобы дерущимися за справедливость, мусульманский полумесяц и звезды, львов в разных положениях, драконов, двуглавых

орлов…

Феодора понимала названия товаров: кони, оружие, меха, благовония, дерево – но прежде всего и более всего рабы мужеского и женского пола из Московии, Армении, Болгарии, Валахии… Указывался возраст, но и только: наверное, сравнительные достоинства рабов из разных стран купцам и перекупщикам были известны хорошо и не нуждались в перечислении на бумаге.

Некоторые бумаги были испятнаны кровью – случайно или, всего вернее, отняты у мнимых союзников вместе с жизнью?..

– Боже мой, - прошептала рабыня-славянка.
– Да нас могут убить за одну такую бумагу!.. И как она достала это у Флатанелоса - выкрала, наверное, или он забыл, когда бежал? Но как такое можно забыть?

Должно быть, мнимый император счел, что кровь тысяч, которая прольется в грядущих войнах, смоет все договоренности, некогда заключенные на бумаге отдельными людьми. Но Флатанелос ошибся. Наступало время, когда писаное слово могло перевесить целую флотилию.

Такое время наступило давно - когда произошло небывалое в истории объединение: когда множество народов стало повиноваться одной книге, как царице своих царей.

Феодора оглядела разбросанные по драгоценному мраморному полу бумаги - и будто очнулась. Дрожащими руками она стала собирать их, молясь, чтобы ничего не потерялось… и чтобы все ее слуги оказались честными. И чтобы никого не принесло сюда в эту самую минуту!

Она успела за миг до того, как вошла Аспазия. Феодора ногой затолкала пакет под кровать, под длинное смятое с ночи покрывало, и перевела дух.

Рыжая девчонка в легкомысленном белом хитоне, оголявшем тонкие руки, сдувая со лба челку и мурлыча какую-то песню – уже отряхнулась от всех прошлых страхов!
– смахнула тряпкой пыль со столиков. Она вынула засохшие цветы из двуручной вазы, а потом подошла к постели, чтобы разгладить покрывала.

– Не трогай ничего! – крикнула Феодора; Аспазия выпрямилась, голубые глаза были в пол-лица.

– Госпожа?..

– Уходи… убирайся! – приказала хозяйка.

Перепуганная девушка отвесила низкий поклон и попятилась к двери, забыв свою тряпку. Хоть цветы не разроняла.

Феодора схватилась за лоб.

– Стой!

Аспазия застыла как истукан.

– Посиди за дверью – и не пускай ко мне никого, пока не скажу: поняла?

Аспазия кивнула. Едва дыша, она выступила за дверь и закрыла ее. Феодора перекрестилась.

“Она слишком труслива – и слишком честна, чтобы кому-нибудь доносить, - подумала госпожа с облегчением. – И сейчас меня не обманет! Но ее, конечно, могли запугать, если не подкупить; однако она не так бы себя вела, если бы шпионила!”

Феодора вынула пакет из-под кровати и убрала в один из своих сундуков, запиравшийся на ключ. Вот такие,

наверное, возил с собой Флатанелос; а что он прятал в них, не хотелось даже думать.

Феодора посидела несколько мгновений на смятой постели, а потом громко крикнула:

– Аспазия!

Служанка проворно явилась, едва не запутавшись ногами в юбке, все еще бледная и дрожащая.

– Заканчивай тут убираться, а потом принеси мне поесть, - велела Феодора. – И сапоги почисти. Я пойду с сыном гулять.

Фомы не будет еще долго – а даже если нет, в том, чтобы пойти на прогулку, нет ничего предосудительного. Может быть, супругу представится так же неловко показывать ей храброго комеса, как и его корабли; или он запамятует… Во всяком случае, медлить нельзя.

Погода выдалась ясная, и сын радовал: был румяным и спокойным.

– Матушка вышла вершить важные дела, творить правду и закон, - ворковала Феодора, покачивая сына на руках: она шла далеко впереди своей охраны, и говорила с Вардом по-русски.

– Ты ведь мне не помешаешь, сокол мой, царевич?..

Вард смотрел серьезными темными глазами, точно взрослый в детском тельце. Феодора улыбнулась ему и поцеловала в высокий лобик: умник будет!

Многие кланялись ей, узнавая ее по мужу – или по статуе; или просто на всякий случай, почитая ее богатую одежду и охрану. Феодора с улыбкой кивала – хотя и не всякому.

Она направлялась в Золотой Рог. Там как раз располагалась верфь, на которой белели длинные скелеты нескольких будущих дромонов - или скедий, хеландий, галер: скоро эти ребра оденутся плотью, под ветром расправят грудь паруса, а на весла сядут гребцы. Вольные или невольники – сейчас Феодору не занимало. Она видела, как по деревянным каркасам, рискуя жизнью, лазают строители, а вокруг стоят десятники и начальники, наблюдая за работой и направляя рабочих окриками, а то и хлыстом. Правда, бить на ее глазах никого не били – только грозили, для порядку…

Феодора остановилась и хотела передать сына кормилице – но раздумала. Если Леонард Флатанелос храбрый и честный муж, красивой женщине лучше говорить с ним, держа на руках дитя. Молодая мать скорее растрогает и расположит к себе человека, преданного родине…

Феодора подошла к одному из надсмотрщиков, и тот немедленно повернулся к ней: люди такого сорта сразу замечали начальство, потому что их процветание зависело, едва ли не прежде всего, от успешных отношений с аристократией – и умения вовремя поклониться кому следует и как это следует.

А благородная женщина на верфи и вовсе была явлением удивительным. Феодора мысленно обругала себя за то, что не дождалась прогулки с мужем; но разве при муже она смогла бы так себя вести? Да он шагу бы ей ступить от себя не позволил, рта раскрыть – боясь, что бывалые моряки его сочтут недостаточно мужественным, плохим хозяином в семье!..

– Кого вам угодно, госпожа? – спросил надсмотрщик, кланяясь.

– Здесь ли сейчас… комес Флатанелос, Леонард Флатанелос? – спросила Феодора. Она покачала ребенка, который начал хныкать и тут же затих. Надсмотрщик был смущен.