Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Женщины пошли в библиотеку, где, засветив свечи, с наслаждением читали и потом долго жарко обсуждали новые сочинения хозяйки. Феофано взбодрила и уколола Феодору указанием на философов, которых Феодора не знала, но которые высказывали родственные ей мысли: но под конец от души похвалила московитку и похлопала ей.
– Ты питаешься нашим воздухом, насыщенным ученостью, - сказала она. – Я тобой горжусь – ты из тех редких женщин, что не позволяют задремать своему высокому уму и художественному дару, которого мужчины за нами не признают…
– Ваши теперь признают, - смеясь
– Потому, что мы достигли вершины развития. Дальше путь только вниз, - с неожиданной печалью прошептала василисса.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Потом Феофано сказала - голос ее стал низким, и взгляд изменился:
– Ты знаешь, как ты сейчас красива?
Феодора могла бы отступить, но осталась стоять на месте - и закрыла глаза. Сильные руки легли ей на плечи, а потом горячие губы гостьи прильнули к ее губам. Поцелуй был таким же крепким и властным, как те, что она получала от мужа. Феодора с неожиданной для себя пылкостью ответила на этот поцелуй, охваченная жаждой покорить ужасную женщину; и та вдруг отстранилась и рассмеялась.
– Ты чудо, моя прекрасная Галатея!
Императрица обняла ее и стала целовать: щеки, шею, плечи. Она вдыхала ее запах, гладила ее руки. Потом коснулась ее груди и сжала.
Феодора вырвалась и отступила, тяжело дыша.
– Нельзя… Нельзя, - сказала она.
К ее удивлению, императрица не рассердилась. Феофано ласково кивнула.
– Вот этим мы лучше мужчин - мы можем остановиться, - сказала она.
Они сели рядом на подушки, и Феофано приобняла подругу.
– Если придет такой час, что ты захочешь… я возьму тебя, - сказала она.
– Но ты сейчас поняла себя еще лучше, не так ли?
Феофано рассмеялась.
– Женщина, которая творит и властвует, ощущает жажду любви сродни мужской! Я давно заметила это за собой.
Феодора смотрела на нее с такой детской растерянностью, что Феофано усмехнулась.
– Что ты?
– Я не знаю, что теперь делать, - сказала московитка.
Феофано пожала плечами.
– Ну не каяться же.
Феодора мотнула головой.
– Каяться я не буду, - серьезно сказала она.
– Но и повторять тоже.
– Посмотрим, - заметила императрица.
– Разве тебе не нужна женщина, которая поймет тебя… всецело?
Феодора опустила глаза: она снова ощутила жаркое счастье, противное христианскому закону, но ничего не ответила.
Они помолчали. Потом Феофано сказала:
– Прикажи подать нам умыться, а потом пора спать. Тебе нельзя утомляться.
Они провели ночь в спальне Нотарасов - Феофано спала на турецком диване, и, казалось, отдохнула как дома. Хотя Феодора не знала, как ей отдыхалось дома. Как не знала и где спал Марк.
Посреди ночи Феодора встала проверить сына - и тогда гостья открыла глаза и понимающе посмотрела на нее; и уснула снова только тогда, когда уснула хозяйка.
Утром они поднялись одновременно - Феофано, должно быть, привыкла вставать рано. После того, как Феодора позаботилась о Варде, хозяйка и гостья опять уединились в библиотеке. Завтрак им принесли туда.
–
– Сейчас у нас все нельзя – и все плохо, - с едва заметной насмешкой ответила императрица. – И так уже давно. Величайшая христианская держава должна была стать именно такой, потому что христианство всегда прокладывало себе путь способами, противными этому учению! Иначе и быть не могло!
– Но не у нас, - прошептала Феодора.
– У вас я не жила, - ответила Феофано, нахмурившись, - может быть! Хотя человеческая природа везде одинакова.
Она улыбнулась.
– Но лучшего учения для себя мы не знаем - оно вошло в нашу плоть и кровь, и мы должны сохранить его. Это значит сохранить себя.
Феодора кивнула. Потом сложила руки на груди и прибавила, отвернувшись:
– Но я не верю, что ты приехала ко мне только… за этим. Ты хочешь что-то мне сказать – или велеть.
– Если ты намерена слушаться свою императрицу, - улыбаясь, сказала Феофано: но глаза блестели не по-вчерашнему, стальным блеском. – Да, я приехала к тебе как к верному человеку. Верных людей у меня мало, а они очень нужны… Я на тебя полагаюсь даже больше, чем на брата, потому что ты русская женщина…
Феодора кивнула.
– Говори.
Феофано склонилась к ней и взяла за руку.
– Я написала брату в последнем письме о нападении Флатанелоса. У Флатанелоса есть родственник – комес Леонард Флатанелос, который сейчас в Константинополе: муж большой храбрости и прямоты, близкий к вам по духу. Я чувствую, что Никифор охотится за ним: может быть, сводит счеты, хочет ввести нас в заблуждение насчет своих сил – или лишить нас лучшего военачальника на море. Во время последней атаки Леонард мог бы убить Флатанелоса, но не сделал этого: он не смог поднять руку на родича.
– И что нужно от меня? – тихо спросила Феодора.
– Скоро ты опять будешь в Городе, - ответила Феофано. – Я знаю: император потребует к себе всю вашу семью, потому что не доверяет Фоме. И тогда поговори с вашими, с тавроскифами. Уговорите Леонарда заманить Флатанелоса в ловушку – он один сумеет это, потому что знает наши воды и берега не хуже Никифора! Я знаю, что вы убиваете своих, ставших предателями. У нас так давно уже не делается, поэтому мои слова Леонарда не убедят, как и слова Нотараса… Перескажите Леонарду то, что я только что сказала тебе… И у меня есть бумаги для нашего комеса – которые я получила от Флатанелоса, предательские бумаги! Я передам их тебе, чтобы ты вручила ему, - если ты поклянешься молчать!
– Поклянусь жизнью… своей и мужа, но этого не нужно, - ответила Феодора в глубоком волнении. – Я сделаю то, о чем ты просишь, если необходимо!
– Совершенно необходимо, - сурово сказала Феофано.
И Феодора вспомнила, что у этой женщины соглядатаи по всем свободным городам империи. Если она откажется сейчас…
– Хорошо – давай мне то, что ты привезла, - сурово сказала Феодора, протягивая руку. – Я знаю, что ты привезла нужное с собой!
Феофано улыбнулась и пожала протянутую руку.