Стая
Шрифт:
— Кластер.
— Правильно. А кластер защищён.
— Они умеют защитить часть своего генома от ремонта?
— Благодаря репрессорам ремонта. Биологические привратники, если угодно. Они отгораживают кластер от ремонтных энзимов. И эти области могут мутировать сколько угодно, тогда как остальные области ДНК исправно чинятся, чтобы сохранить неповреждённым информационное ядро расы. Хитро, да? Таким образом, каждый Ирр становится мозгом, способным к безграничному развитию.
— А как они обмениваются информацией?
— Как Сью уже сказала, от клетки к клетке.
— Действительно, совершенно новая биохимия, — прошептал Эневек.
— Или очень старая. Новая она лишь для нас. На самом деле она существует уже миллионы лет. Может, от начала жизни. Параллельная разновидность эволюции. — Йохансон хохотнул: — Весьма успешная разновидность.
— И что мы теперь будем с этим делать?
— Хороший вопрос. У меня редко бывает такое дрянное чувство, как сегодня. Чтобы так много знания так мало продвинуло меня вперёд. Это только подтверждает то, чего мы боялись. Что они во всех отношениях отличны от нас. — Он потянулся и широко зевнул. — Не знаю, продвинет ли нас вперёд попытка контакта, которую делает Кроув. Сейчас у меня такое впечатление, что они прекрасно с нами беседуют, одновременно приканчивая нас. Может, в их глазах в этом даже нет противоречия. Но этот способ беседы — не для меня.
— У нас не остаётся выбора. Мы должны найти путь понимания. — Эневек пожевал щёку. — Кстати — а ты уверен, что все на борту тянут за одну верёвку?
Йохансон насторожился:
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что… — Эневек поморщился. — Не сердись на Карен, но она мне рассказала, что ты видел в ночь твоего странного падения.
Йохансон смерил его критическим взглядом.
— И что она об этом думает?
— Она тебе верит.
— Мне так не показалось. А ты?
— Трудно сказать. — Эневек пожал плечами. — Ты норвежец. Вы же твёрдо убеждены, что тролли существуют.
Йохансон вздохнул:
— Я бы всё это не вспомнил, если бы не Сью. Она меня навела. В ту ночь мы сидели с ней на ящике в ангаре. И я вроде бы увидел Рубина, который в это время якобы лежал с мигренью. Как и сейчас. Якобы! С того времени возвращаются какие-то осколки. Я вспоминаю о вещах, которые не могли мне присниться. Иногда я почти всё вспоминаю, но потом… стою перед открытой дверью, смотрю в яркий белый свет, вхожу — и воспоминания обрываются. А во время вечеринки на взлётной палубе состоянием моей памяти интересовалась Ли. Я думаю, она хотела меня испытать. — Йохансон посмотрел на него. — Ты спросил, все ли здесь тянут за одну верёвку. Я ещё в «Шато» в это не верил. Я с самого начала не доверяю Ли. Сейчас я так же мало верю, что Рубин страдает мигренью. Не знаю, что я должен думать, но у меня есть верное чувство, что здесь что-то замышляют!
— Мужская интуиция, — неуверенно пошутил Эневек. — Что, по-твоему, может замышлять
Йохансон глянул в потолок.
— Она это знает лучше, чем я.
Контрольное помещение
При этих словах Йохансон по случайности глянул прямо в объектив скрытой камеры. Сам того не зная, он посмотрел в глаза Вандербильта, который сидел на месте Ли.
— Догадливый ты паренёк, — проворчал Вандербильт. Потом позвонил Ли в её каюту по спецлинии. Он не знал, спит ли она, но такие мелочи его не интересовали.
Ли возникла на мониторе.
— Я же говорил, Джуд, гарантии нет, — сказал Вандербильт. — Йохансон того и гляди всё вспомнит.
— Да? Ну и что?
— Вас это не волнует?
Ли тонко улыбнулась.
— Рубин работает как вол. Он только что был здесь.
— И что?
— Всё отлично, Джек! — Глаза её светились. — Я знаю, мы этого говнюка оба недолюбливаем, но я должна признать: на сей раз он превзошёл сам себя.
— А на практике проверили?
— В уменьшенном масштабе. Действует. Через несколько часов я поставлю в известность президента. После этого мы с Рубиным спустимся вниз.
— Вы собираетесь сделать это сами? — удивился Вандербильт.
— А как быть? Вы же не поместитесь в лодке, — сказала Ли и отключилась.
Нижняя палуба
В пустом ангаре и на палубах «Независимости» призрачно гудели электрические системы, заставляя переборки едва заметно дрожать. Гул был слышен в огромном, пустом больничном зале, в офицерской кают-компании, и если кто из экипажа в своей койке касался кончиками пальцев шкафа, тоже мог ощутить лёгкую вибрацию.
Она проникала до самой утробы судна, где Грейвольф лежал с открытыми глазами на краю искусственного берега и смотрел на стальные балки потолка.
Почему всё в его жизни идёт прахом?
Само его появление на свет было ошибкой. И вот, он даже не смог спасти Лисию.
Ты ничего не способен защитить, ничего. Всегда только глотку драл, но скорее для того, чтобы спрятать свой страх. Маленький, плачущий мальчик в его огромном теле, которому так хотелось что-то значить в собственных глазах и глазах окружающих.
Грейвольф ощущал себя пустым и ненужным. Он питал отвращение к самому себе. Он ни с кем не стал бы говорить об этом, он только делал своё дело, но когда закончится весь этот кошмар, он…
Из глаз его текли слёзы. Лицо было неподвижно. Он смотрел в потолок, но там были видны только балки.
Полная картина
— Этот шар, — сказала Кроув, — планета Земля.
Она заранее развесила увеличенные изображения и медленно ходила от одного к другому.