Стекло и дерево
Шрифт:
И вправду, престарелая пассажирка, хмыкнув, удалилась вглубь вагона.
Так ничего и не добившись от горе-проводника, Олимпиада Самсоновна молча дождалась-таки начала движения поезда. Теперь она неотрывно смотрела в окно, поезд весело отщёлкивал сантиметры дорожного полотна, приближая её к ненаглядной внучке. Нагонит опоздание? Вдруг, где-нибудь застрянет опять? В чистом поле! По опыту Олимпиада Самсоновна знала: если поезд опаздывает, то станет пропускать все встречные, чтобы не сбивать графика движения. А это означало лишь увеличение времени опоздания, что влекло за собой неприятные последствия. Как там её Линочка? Сердце неприятно щемило. Ну почему она, старая дура, не
Только вот, почему так тревожно щемит любящее сердце бабушки?
40
– А знаете, Рим Николаевич, вы можете называть меня на ты, то есть я хотела сказать…
– Обращаться на ты! – продолжил Рим, отхлебнув горячего кофе. – Уже не как к пациентке, а как…
– Как к знакомой. Ведь мы знакомы, не правда ли?
– Скорее, да, чем нет, – улыбнулся Рим. Он не мог понять, что случилось? Да, у них существовала договорённость о постоянной связи на период реабилитации больной. В этом вся суть метода. Но Эвелина здорова! Нет ни малейшего намёка на рецидив. Рима насторожил её утренний звонок – а вдруг что случилось? Но не случилось ничего, и Рим сейчас сидел за столом, пил бодрящий кофе и решительно не понимал: зачем Эвелина обратилась к врачу? Чтобы объявить, что они знакомы?
– Рим Николаевич, Вы, наверное, сейчас думаете: «И зачем она позвонила»?
Рим вздрогнул.
– А мне захотелось сказать вам, что вы замечательный доктор и прекрасный человек, – с энтузиазмом продолжила Лина.
Рим покраснел. Благодарности были в его практике, даже более экстравагантные и импульсивные, но никто ему не предлагал дружбу. Именно так он понял слова Эвелины.
– Спасибо! Благодарность пациентки – лучшая награда врачу, тем более от столь прелестной, – само собой сорвалось с языка, Рим слегка прижал пальцами губы, словно испугавшись собственных слов.
– Рим Николаевич, это ещё не всё!
Рим совершенно смутился и не знал, что предпринять? Их общение стало приобретать фамильярный характер, недопустимый между врачом и пациенткой. Хотя Эвелина никакая уже не пациентка, положено ли женатому человеку иметь подругу?
Рим твёрдо усвоил жизненную формулу для взаимоотношений между неравными людьми, вроде: врач – пациентка, начальник – подчинённая, ученик – учительница и наоборот. Она – для всех одинакова: дружба переходит в любовь, а любовь – в ненависть. Это неизбежно и необратимо.
Можно тщить себя надеждой, что бывают и приятные исключения из правил. Почти каждый человек глупо полагает свой случай именно этим самым исключением, но время неумолимо подтверждает справедливость формулы.
Рим привстал со стула и застыл: непонятно, то ли собрался уходить, то ли что-то сказать.
– А
– Что вы, Эвелина, – опять смутился Рим и собрался прощаться.
– Вот! Именно так я и думала! – обрадовано хлопнула в ладошки Эвелина. – Устного предложения вам маловато! Вероятно, Рим Николаевич, вы справедливо полагаете, что если станете называть меня на ты, то и я тотчас буду обращаться к вам на ты?
Рим смущённо промолчал.
– Верно! Так и будет! А поэтому предлагаю выпить за брудершафт!
– Вам пока не стоит, – запротестовал Любимов.
– Конечно, не стоит! – с радостью согласилась Эвелина. – Я предлагаю безалкогольный напиток!
– Да, но…
– Так вы хотите уйти? – Эвелина обиженно развела руками.
Странно, а чего ещё он должен хотеть? Рим пожал плечами. Это оценилось, как согласие. Эвелина подскочила, раскрыла дверцу кухонного шкафа и достала два фужера и бутылку безалкогольного Шампанского.
– Не знаю, как принято, у вас, но вообще-то мужчины открывают бутылку.
– И у нас, – согласился Рим и откупорил Шампанское, сделал это неторопливо, со знанием дела. Никаких неожиданных щелчков, никаких радостных брызг на пол и стены, а то и на одежду ближайших людей. Лёгкий дымок из горлышка оповестил о готовности напитка к употреблению.
Эвелина села рядом и не шевелилась. Куда-то вмиг улетучилась энергия. Как будто она посмотрела на себя со стороны – какая нахальная и навязчивая особа! Что она возомнила? Решила подружиться с Великим учёным? Глупо и совсем не смешно. И говорит она одну чушь. Любой другой на месте Рима Николаевича принял бы её за девицу лёгкого поведения. Стыдно! Надо прощаться, извиниться за глупую навязчивость и хамство. Но тело Эвелины совсем не подчинялось мыслям. Она не смогла и шелохнуться, сидела молча, отвлечённо разглядывая свои ногти. На указательном пальце правой потрескался лак, это из-за грубой тёрки для мытья посуды.
Рим наполнил бокалы.
Мосты сожжены.
– «В самом деле, что такого предосудительного и аморального произойдёт»? – почти вслух одновременно подумали они.
Эвелина взяла бокал за длинную ножку и поднесла к губам.
– Какой это брудершафт?! – воскликнул Рим. Наконец-то он взял инициативу в свои руки! Эвелина облегчённо вздохнула.
– Тогда, как? – спросила она.
– Вот так, – он показал как. Эвелина неловко, стараясь не касаться его руки, неестественно далеко вытянула плечо, изогнула к себе кисть и вытянула голову, едва коснувшись губами кончика бокала. Пить в таком положении едва ли возможно. Рим слегка сжал локтем её руку и плавно развернул к себе.
– Что говорят в таких случаях? – спросила Эвелина.
– Честно?
– Честно.
– Понятия не имею, это у меня в первый раз, – сознался Рим.
– Надо же! – вдруг рассмеялась Эвелина и плеснула шампанским себе на блузку. Она попыталась поставить фужер на стол, но Любимов мягко задержал её.
– Я понимаю, что это смешно, что случилась техническая накладка, но такую церемонию прерывать нехорошо, – улыбнулся Рим.
– Мне стало смешно потому, что я тоже в первый раз участвую в брудершафте!
– Начинаем?
– Начинаем! Только до дна?
– Только до дна!
Они выпили тёплую, едва пузырившуюся жидкость. Эвелина вновь решила поставить бокал, освободиться от сплетения рук.
– Разве так пьют на брудершафт?
– Так я же, до дна?
– Но ведь это не всё! Я точно знаю, что не всё.
Эвелина прекрасно знала, что нужно делать дальше, но неловкость ещё больше сковала её. Чтобы окончательно не оплошать Лина сказала:
– Тогда по очереди! Кавалер уступает даме!