Стена
Шрифт:
Дедюшин даже присвистнул. Ничего себе! Кто ж это такие? Следы тянутся прямо от ворот. Значит, они воспользовались тем, что стража сидит в палатке возле костра, и… А Довотчиков? Ну, он мог в этот момент быть далеко от ворот, а луна-то еще не вышла. Стоп! Но ведь засов задвинут. Значит, они не из ворот вышли, а из дверцы в них. У кого-то был ключ. Выходит, этот кто-то не простой беглец, доведенный до отчаяния бедственным положением крепости!
Шедший первым перебежчик (в том, что это снова перебежчики, Андрей не сомневался), обернулся, чтобы бросить взгляд
Это был… Боже Милостивый! Не может быть! Нет, точно, никакой ошибки: во главе небольшого отряда крался к остаткам моста Григорий Колдырев! И на боку не сабля, а шпага — боярин с прутиком.
Андрея будто кипятком окатило. Вот оно что! Вот, какой, оказывается, герой — новый Катин дружок… Что это он задумал? Переметнуться к полякам? Или собирается рассказать им, что делается в крепости, передать планы новых укреплений, возведенных воеводой, да и потихоньку вернуться? С его-то наглостью возможно и такое!
— Иван! Довотчиков! — Дедюшин позабыл даже про свой страх высоты — прямо-таки скатился с лестницы. — Слушай: там… там беглецы!
— Какие еще беглецы? У тебя, верно, голова закружилась!
— Да не показалось мне! К Днепру они идут. И среди них — Гришка Колдырев. Я его узнал. Всего их шестеро. Одеты в польское платье.
— Да ты что, Савельич, верно обознался! — как-то слишком уж уверенно рыкнул старший по страже. — Может, разведка польская?
— Да он это! Богом клянусь!
Услыхав громкие голоса спорящих, из палатки выскочили двое стрельцов, подбежали к старшему.
— Отворить дверь, Иван? Поглядеть? — спросил один из них.
— Поглядите! — как-то нехотя разрешил Довотчиков. — Только осторожно: если это ляхи, то ведь обстреляют.
Иван невероятно долго искал в связке ключ от дверцы. Наконец она, скрипнув, отворилась. Вдали, уже возле самой реки, мелькнули и пропали тени.
— Следы и правда есть! — воскликнул Иван, вглядевшись в заметаемые порошей вмятины. — Кто-то к самой стене подобрался… Верно, пытались дверь отворить, но не смогли. И петарды не видать. Ушли, гады!
— Да, говорю ж тебе! — от волнения Андрей стал заикаться. — Говорю тебе: это Григорий! Надобно воеводе донести!
— Врешь ты! — взорвался Довотчиков, но затем, помрачнев, бросил: — Ладно. Пойду и доложу.
Он запер дверь, повернулся и, толкнув Дедюшина плечом, и даже не извинившись, зашагал прочь.
Там, на стене, у Андрея не кружилась голова — страх высоты почти прошел. А вот теперь он испытывал головокружение. Неужели это правда?! Если Колдырев — изменник, то это все меняет! Катерина ни за что не сохранит любовь к предателю. Пойти сказать ей? Может, еще прибавить, что он, Андрей, давно обо всем догадывался, да не хотел делать любимой больно, надеялся, что ошибается? Фу, что за подлые мыслишки! Нет, нет — не будет он действовать так грязно. Просто расскажет ей о том, что видел… Да и старший по страже сейчас донесет воеводе. Надо поспешить следом. Пускай Катя, если не спит, узнает все от него. А если
В воеводской избе горел свет — Шеин и не думал ложиться. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где жили Евдокия с детьми и Катерина, Андрей через полуоткрытую дверь услыхал слова воеводы:
— Что ж ты пустил его?! Не мог догадаться?
И приглушенный голос Ивана Довотчикова:
— Так луны ж не было… Кто же знал? Да, если на то пошло, что это теперь изменит?
— Ладно! — сердито бросил Шеин. — Теперь это, надо думать, действительно уже ничего не изменит…
«Вот это да… — вдохнул Дедюшин. — Неужто воевода заподозрил, что Иван сам пропустил перебежчиков? Кажется, надежнее Довотчикова трудно сыскать человека. А кто знает, может тут уже повсюду — измена?»
Катерина не спала. Стояла возле окна, закутавшись в платок, и смотрела в слепое, разрисованное кружевами мороза стекло. Руки ее были сложены, как для молитвы. Что это с ней? Или не успела прочитать вечернее правило?
Услыхав скрип двери, она обернулась. И еще неожиданность: в огромных карих глазах девушки стояли слезы.
— Тебе что? — резко спросила Катерина.
Сбиваясь, Андрей сообщил ей о своем страшном открытии. Он ждал вспышки гнева, возгласа: «Не верю!» или чего-то в этом роде. Но Катя, выслушав, усмехнулась и, каким-то образом заставив свои глаза высохнуть, в упор посмотрела Андрею в лицо:
— Ты рад, да? Рад, что Григорий оказался изменником?
— Да при чем тут я?! Это твой Гришатка сбежал!
— Ну и что же?
Он отшатнулся. Ее обжигающий взгляд разом зачеркнул все его надежды.
— Ты… — он не смел поверить. — Ты что же — знала?!
— Знала.
— А Михаил?
— Конечно, и он знал. Я-то знать не должна была, да Гриша мне сам рассказал. Скоро он вернется.
Катя на миг задохнулась от сжавшего ей сердце страха, но вновь справилась с собой и упрямо повторила:
— Вернется! Так что поспешил ты радоваться, Андреюшка!
Дедюшин смешался. Теперь-то он понимал, что зря пришел к ней со своей «ужасной» вестью. Видно, Колдырев выполняет какое-то тайное поручение воеводы. И об этом все знают в семье Шеина — все, кроме него, их ближайшего и вернейшего друга… Значит, уже не верят ему… Значит, уже не свой он ни для воеводы, ни для стервы Катьки… Теперь на его месте — этот московский хлыщ, будь он проклят!
— Выходит, Григорий доверяет тебе важные воеводины тайны? — стараясь улыбаться сквозь набегающие от жестокой обиды слезы, спросил Дедюшин.
Она рассмеялась. Да как! Не хуже Варьки — так же задиристо и дерзко. Прежде он не слыхал у нее такого смеха.
— Так перед смертию возможной — отчего ж любушке не рассказать? — нервно и некрасиво хохотнула Катька. — Он же… он же и сгинуть там может, — резко оборвав смех и, словно задрожав, прошептала она.
Андрей пошатнулся. Вот теперь все кончено, это уже ясно. И какой же позор услышать от нее такое признание… Но он сам пошел навстречу этому позору!
— Михаил все знает?