Стена
Шрифт:
Выпив еще, король постарался не слушать доносившийся до него веселый шум и сосредоточился на той же неотвязной мысли: что же, в конце-то концов, держит его под Смоленском? Теперь, понятное дело, — гнев. Не отплатить смолянам за чудовищный удар по королевской гордости, надругательство над знаменем, теперь уже нельзя.
Но есть и еще одна причина. О ней, кроме самого короля, никто не знал.
Сигизмунд достал плоскую ореховую шкатулку, отцепил от одного из своих перстней крохотный серебряный ключик и вынул то, что было, как он теперь понимал, не последним поводом оставаться возле треклятого города.
Король развернул на столе кусок пергамена величиной
Если правда то, что этот человек сказал про предназначение таинственного документа, тогда… Тогда, возможно, вся эта цепь событий — и несколько дней штурма, и война огня и пороха в подземных переходах, которую раз за разом выигрывали упрямые дикари, и тяготы бесконечной осады — все это переставало быть столь бессмысленным. Если маленький желтоватый кусочек действительно можно соединить с другими, и все вместе они станут единой картой, а эта карта — указателем к совершенно определенной цели, тогда…
— Ваше королевское величество…
Сигизмунд, хоть и захмелевший, не забыл перевернуть пергамент тыльной стороной вверх.
— Войди.
На пороге, впустив в комнату клубы морозного пара, возник адъютант короля, пан Збигнев Сташевский.
— Ваше величество, у меня сообщение.
— Я догадался! — с раздражением воскликнул король. — Иначе ты не стал бы беспокоить меня среди ночи.
— Я увидел свет и подумал, что ваше величество еще не спит…
— Спал бы. Но гуляки из веселого заведения нынешней ночью разорались как сумасшедшие! Клянусь, я в конце концов прикажу, чтобы эта жидовка из Орши перенесла свои шатры в другой лагерь. Пусть убирается на ту сторону реки! Мало того, что ее девки принижают боевой дух моих воинов, так от них еще и шум каждую ночь… Ну, что у тебя, Збышек?
Адъютант кашлянул немного смущенно, потом усмехнулся:
— По правде сказать, мой король, я сегодня тоже побывал в одном из веселых шатров. Но если б я там не был, я не узнал бы очень интересные вещи.
— Какие? — Сигизмунд вдруг почувствовал, что услышит нечто серьезное: слишком уж загадочен был голос адъютанта.
— В этом шатре, вы, конечно же, этого не знаете, мой король, там висят занавески… Перегородки, так сказать. Так вот, я на славу поразвлекся с одной пухленькой кралечкой, а потом немного утомился и задремал. Она, кажется, тоже заснула. Разбудил меня шум, который послышался за занавеской — всякие там шлепочки, чмоки, охи, ахи… Ну, то, что обычно и бывает… Потом между моим соседом и его кралечкой начался разговор, вернее сказать, говорил он, а она только смеялась и взвизгивала — должно быть, он говорил, но и делал свое дело…
— Что он делал, я понимаю! — не выдержал, наконец, его величество. — К черту подробности.
— Сейчас, мой король! Сейчас о деле! — заторопился Збигнев. — По голосу и по дурацкому акценту я узнал нашего пана инженера. Ну, этого француза, которого русские однажды взорвали, а он не разбился.
— Не разбился потому, что ему положено уметь летать, — усмехнулся король. — Где, кстати, писарь? — Король рассеянно огляделся. — А черт, дрыхнет как и все. Один я за всех работаю по ночам. Ладно, если б ты, Сташевский, хоть немного знал французский, то понял бы мою остроумную шутку. [92] Ну, короче, так что же? Наш француз выболтал шлюшке из Орши все наши военные тайны? Которых он и так
92
V’oiseau (Луазо) — птица (фр.).
— Сперва он болтал то, что всегда болтают верхом на продажной девке. Какие он ей подарит бусы, какое кольцо, ну, и все такое. Пан инженер был пьян в хлам! Краля хихикала, взвизгивала, ну и так далее. А после этот Рене вдруг да и говорит ей: «Зря смеешься, милая! Я — всего-навсего инженер, это правда. Но скоро я буду самым богатым человеком на земле!» Девка снова: «Хи-хи, ха-ха!» А он ей: «У меня есть карта… То есть, кусочек карты. Но я обязательно найду остальные кусочки, и вот тогда… тогда в моих руках окажется сокровище, которое сделает меня богаче Гаруна аль-Рашида! Слыхала про такого?»
Теперь Сигизмунд слушал адъютанта, впившись взглядом в его лицо. Их величество даже протрезвел от напряжения. Неужели не зря он именно сейчас извлек из шкатулки этот самый пергамен? Неужели судьба все-таки посылает ему нежданный подарок, вознаграждение за все, что ему пришлось вытерпеть в этой проклятой Московии?!
«Боже! — тотчас осадил себя их величество. — Я подумал — „В Московии?!“ Но это же моя земля! Польская земля, захваченная варварами… Нет, просто с ума можно сойти от всего этого…»
— Ко мне инженера! — рявкнул король, поворачиваясь к адъютанту всем корпусом и от этого едва не опрокинув кресло. — Сейчас же ко мне!
— Боюсь, он уже храпит в этот самом шатре, — ухмыльнулся Сташевский.
— Ничего! Пускай его окатят холодной водой.
— Да… Но он, верно, и не вспомнит спросонья, о чем говорил шлюхе.
В ответ его величество так двинул кулаком по столу, что одновременно опрокинулся фужер с водкой и упал подсвечник. Растекшаяся по столу жидкость вспыхнула синим пламенем, бросив зловещие блики на залившееся краской лицо Сигизмунда.
— Поверь мне, Збышек, наш палач сумеет освежить его память. И он вспомнит и то, что говорил всем продажным девкам за всю свою жизнь и, уверяю тебя, многое-многое другое!
Король оказался прав. Палачу оказалось достаточно просто продемонстрировать мсье Рене Луазо инструменты своего зловещего ремесла, и второй кусочек желтоватого пергамена оказался в руках короля и был соединен с первым.
— Ничего, я вознагражу тебя! — пообещал Сигизмунд рыдавшему у его ног инженеру. — Я тебя щедро вознагражу. Ты все равно не смог бы ни унести, ни увезти ничего из того, что там бы нашел, дуралей! А так, с твоей помощью, мы вознаградим себя за все страдания, перенесенные возле стен этого проклятого города. Мне нужны недостающие части карты, и ты поможешь их найти! Но уже и из того, что есть, — тут он пристально всмотрелся в лежащую перед ним половинку чертежа, — уже из того, что есть, я могу сделать одно важное заключение. Очень, очень важное…
Следующим же вечером к королю тайно провели человека, закутанного в широкую шубу с бобровым воротником. Воротник прикрывал его лицо, и даже пан Сташевский, проводивший пришедшего в домик короля, не смог рассмотреть его черты.
— У меня добрые вести, мой друг! — проговорил Сигизмунд, когда они остались вдвоем. — Я по-прежнему не могу найти то место, о котором мы с тобой говорили. Зато теперь уже точно могу вычислить, где этого места нет. И наши с тобой интересы не пострадают, если мы приведем в действие план, который у меня был с самого начала. Посмотри-ка на карту.