Степан Эрьзя
Шрифт:
— Мама меня теперь отколотит.
— За что отколотит?
— Не угодила сеньору — вот за что.
— Мне кажется, ты хотела угодить больше чем следует.
Выставка имела огромный успех. Журналисты из различных газет то и дело брали у скульптора интервью. Его затруднял испанский язык, и он больше говорил на итальянском. Некоторые его понимали, а многие прибегали к услугам переводчиков. На выставке он познакомился с неким Любкиным, эмигрантом из Одессы, художником. Ему было приятно услышать русскую речь, к тому же Любкин хорошо знал испанский и не отказался от роли переводчика. За обедом в ресторане Степан рассказал ему о своем давнишнем желании отыскать
— Как вы сказали? — переспросил Любкин. — Санчо Марино? О таком типе я, кажется, что-то слышал.
— Вот именно — тип, — заметил Степан.
— Я попробую навести справки. Здесь в одно время некий Санчо Марино занимался комиссией произведений искусства. Может быть, это тот самый, о ком вы говорите.
— Не может же быть целая дюжина этих Санчо Марино!
Видя, что двух порций коньяка его новому другу мало, Степан заказал еще. К концу обеда Любкин еле ворочал языком. Не имело смысла в таком виде снова тащить его на выставку. Степан нанял такси и отправил его домой. В тот день у скульптора состоялось еще одно знакомство, и довольно интересное. Журналист из газеты, выходящей в Буэнос-Айресе на английском языке, подвел к нему хорошо одетого господина в больших очках в роговой оправе, с традиционной английской трубкой в зубах. Это был мистер Сулливан, директор британской компании по эксплуатации лесов Аргентины. Степан вспомнил, что видел его вчера вечером в президентском дворце. Мистер Сулливан показал на одну работу из квебрахо и сказал, что может предоставить в распоряжение скульптора столько этого дерева, сколько он пожелает. Степан весь затрепетал от радости и попросил журналиста передать мистеру Сулливану, что хотел бы сам посмотреть и отобрать материал.
— О-о! — воскликнул англичанин и похлопал скульптора по плечу.
Они договорились с мистером Сулливаном отправиться в лес из квебрахо, как только в субтропической зоне Аргентины, где произрастает это дерево, прекратятся дожди. Он-то, мистер Сулливан, прекрасно знает те места и будет для скульптора неплохим проводником...
Несколько дней Степан жил один, Недда не являлась. Но его одиночество продолжалось недолго. Возвращаясь с выставки, вечером во дворе он встретился с Неддой и ее матерью. У девушки был весьма растрепанный вид, а у матери — слишком воинственный. Она что-то быстро говорила визгливым голосом, подталкивая к нему дочь. Степан ни слова не понял из того, что она сказала.
— Чего она хочет? — спросил он Недду.
— Она говорит, что по моей вине вся наша семья осталась голодной, — девушка была готова расплакаться.
— А я тут причем?
— Сеньор прогнал меня...
«Вот так влип, черт возьми», — подумал Степан, не зная, что предпринять.
Старая аргентинка опустилась на колени и умоляюще протянула к нему натруженные руки с толстыми узловатыми пальцами.
— Деньги, что ли, просит? — опять спросил он Недду.
— Она просит, чтобы сеньор обратно взял меня в услужение, — перевела Недда.
Степан махнул рукой, сказав, что пусть остаются хоть обе, и ушел в мастерскую. Каково же было его удивление, когда, вернувшись, он обнаружил девушку в комнате. Она сидела на стуле и всхлипывала.
— Не прогоняйте меня, сеньор, прошу вас. Она убьет меня до смерти. Так и сказала. Они выкинут меня на улицу...
Степан провел рукой по спутанным волосам Недды.
—
Утром за скульптором приехал на автомобиле адъютант президента и увез его во дворец. Президент принял Степана в своем рабочем кабинете, усадив на роскошный кожаный диван, а сам сел рядом. Откуда-то появился юркий фотограф, сделал несколько снимков и исчез. «Не за этим же он пригласил меня?» — думал Степан, теряясь в догадках. Он так спешно собрался, что даже не успел переодеться. Оказалось, что президент хочет заказать ему свой портрет и обязательно из квебрахо. Скульптор охотно согласился, единственно, что его смущало — трудность с позированием. Не тащить же президента к себе в мастерскую. Но, подумав, нашел выход. Оригинал он сначала выполнит в пластилине, а уж потом сделает его из квебрахо.
Несколько дней в зависимости от свободного времени президента, Степан приезжал к нему во дворец и занимался лепкой. Недда всякий раз провожала его за ворота, она благоговела перед ним: надо полагать, сеньор — очень знатный человек, если его возит на своем автомобиле сам президент, думала она. А по виду ничем не отличается от простых бедняков — спит на жестком тюфяке, ест бобовую похлебку. И день и ночь делает своих деревянных человечков, и зачем ему их столько?..
Степан уже работал над портретом президента в дереве, когда к нему в мастерскую вошла Недда и сообщила, что сеньора спрашивает какой-то человек. «Должно быть, Любкин, кому же еще быть», — решил он и велел звать его сюда. Это был действительно Любкин. Он принес Степану приятное известие: удалось отыскать Санчо Марино.
— Он в Буэнос-Айресе?
— Почти. Только немного проехать на пригородном. Он уже больше не занимается комиссией, ликвидировал свое дело и стрижет купоны. Если у вас есть время, можем поехать к нему хоть сейчас. Кстати, не мешает по этому случаю пропустить по стаканчику. А возможно, у вас имеется и дома, будет тем лучше?
— Не держу, — коротко бросил Степан.
Ему не хотелось отрываться от дела, но у него не было другого выхода: он сам навязал Любкину поручение и отказываться сейчас от его услуг было просто неудобно.
— Подождите, я переоденусь.
Он надел свой лучший костюм и новую шляпу. Попросил Недду завязать ему галстук.
— Сеньор, наверно, идет веселиться? — спросила девушка, провожая его.
— Откуда ты взяла?
— Сеньор никогда так не наряжался, даже когда ездил к президенту.
— Нет, нет, Неддочка, успокойся, я иду скандалить с одним мошенником, — сказал он, заметив на лице девушки печальную тень...
Но никакого скандала не получилось. Это был не тот Санчо Марино, а всего лишь его сын. Он сказал, что ничего о скульптурах не знает и знать не желает. Мало ли что можно сейчас свалить на покойного отца...
— Видать, оба хорошие прохвосты, — заключил Степан, покидая богатую виллу, окруженную апельсиновым садом.
— Нам теперь остается только одно — пойти и выпить как следует, — предложил Любкин.
Степан и сам был не прочь выпить — настроение было неважное. Они отыскали заведение ресторанного типа, где их обслуживали молодые разбитные девушки, под конец согласившиеся присоединиться к ним. Изрядно выпив, Любкин совсем раскис. Все попытки найти такси или хотя бы какой-нибудь другой транспорт, ни к чему не привели: было уже слишком поздно. К пригородному они опоздали, просидев в ресторане. Стал накрапывать дождь. Степан нервничал.