Стихи и поэма

Державин Владимир Васильевич

Вчера отрубленной, сидел он... Налегке,

Охлестан ужасом, бежал. Но каждый новый

День бил его в лицо и в душу лапой гроз.

Так стал он Мюнцером. Зрачков крутой закос,

XXVI

Из-под надбровных дуг, зажегся злом и силой;

Стал боевой трубой косноязыкий рот.

И ужас, вырытый в мозгу сплошной могилой,

Поднялся разумом, чтобы вести народ.

В те годы хлеб до тла Германия свозила

Обозом податей у замковых ворот.

Нужны

баронам шерсть и золото. Крестьяне

Остались без земли. Глухой набат восстаний

XXVII

Ударил!.. Лапами лесистые хребты

Тянулись. Волоскoм на них двухвековая

Сосна. Внизу лежат книг меловых листы,

Разбухшие тома в ущельях раскрывая,

И старцы ледников бросают с высоты

Седины падунов... Ушла вода дневная.

На перевалы пар ползет, по глыбам скул

Шум водопадов слит в сквозной, всеобщий гул.

XXVIII. XXIX

Горят на башенках разбойничьи костры.

Туманною звездой мигает горный город.

Дымится кузница в лесу. Возле дыры,

Где ищут серебро, скрипит бадейный ворот.

Бегут стада овец на графские дворы.

Под ветром расстегнув корой засохший ворот,

Вдавив кожух в плечо тяжелою киркой,

Идут забойщики усталые домой.

XXX

Несутся облака, нагруженные солью,

И сыплют белых искр осиплый звон в лесах.

Качая лампы хвой, стуча дубовой голью,

Срывая камни с крыш и воя в рудниках.

И стонут путники, томясь трудом и болью,

Застигнутые тьмой и бурей в облаках.

И песню прежних дней в пастушеской лачуге.

Под лютни вьюг, поют за прялками подруги...

XXXI

Раскачивая гул тревоги по горам

Глухого Шварцвальда, ходил он, подымая

Деревни, рудники и города. И там,

Где Мюнцер шел, в волнах пожаров, расшибая

Ворота замков, бунт взрывался! Пополам

Расколото ярмо. И, шею разминая,

Каким еще никто не знал его, народ

Поднялся до неба затылком! Целый год

XXXII

Пятисотлетние гербы со стен крошились

Под ломом мужика впервые на земле.

Попы бежали в Рим. Монастыри дымились.

Шли усмирители по пеплу и золе,

И на обломки гнезд разбойничьих катились

Повстанцев головы. И замок на скале,

Раздавленный ногой войны, по нищим кровлям

Рассыпал кирпичи и вновь не восстановлен.

XXXIII

Пал Франкенгаузен. Последней голова

Вождя обрублена. И хомутище новый

Сжал деревень кадык. Но медные слова

Легенд гудят в веках под заревом становий

Как почернелые колокола. Едва

Взойдя, крестьянский рай обуглен.

Лишь грозо-

вой

Туч полосой в горах еще дымится он,

Где ржавой трещиной расколот небосклон...

XXXIV

...Глаза на выкате в припухлых веках. П олбу

Оврагом пролегли скитанья. Вырез губ

По-жабьи крут. Рука в ожогах, слoвно колбу

На колдовском огне он грел. Мореный дуб

Лица, и грубый плащ, в каких ячмень и полбу

Отцы на барщину возили. Бронзой групп

Скульптурных перед ним в глуби ночных подва-

лов

Теснится нищета. На желобах кинжалов

XXXV

И на растр убах дул рассвет блеснул. Тот день

До полдня свечерел... Опять блестящ и жуток

Войн карнавал пылит; и цокает под сень

Ворот Антверпена, в шпалерах проституток,

Под старшим Габсбургом опененный игрень.

На полпудовый шлем с гвоздикой фландрский

лютик

Угрюмо нацепив, своих купцов покой

Сам Альба отстоит костлявою рукой...

XXXVI

Всем бортом грянул залп. Фальшивый жемчуг

пены

Всклубился под кормой, высокой как собор.

За бледным берегом, мерещась, всплыли стены

Руана и Калэ. Звездой блеснул Кагор.

И кожу англичан обмазал жир Сиэны,

Пока сошлись войска пловучие в упор.

День облака гасил. Шла ночь лиловым паром.

И целый век одним потоплен был ударом.

XXXVII

...Так позже: пушек дым и моря синий пар,

Клубясь, мешалися над взмыленной водою.

Вот адмиральский борт сигнальный дал удар;

Ядро запрыгало по волнам. — Люки, к бою!

— Матросы, по местам! — И дрогнул Трафаль-

гар

От гула кольцами... А буря шла стеною

С каемкой розовой... и лесом костылей

Был дома возмещен потопленный трофей...

XXXVIIa

Зачем? Их смысл один: то двое сыновей

За океан дрались, как свиньи за корыто.

Король и Шейлок там, здесь выскочка Вольсей

Давно просеяны сквозь золотое сито.

Не цепь Алариха, не двадцать королей,

В придачу к трону нос с горбинкой знаменитой

Дававших сыновьям: в руках держала власть

Колоды торгашей оранжевую масть.

XXXVIII

Гез повалил столбы Испании торговой.

Ей выбил пивовар последний крепкий зуб.

Кастилец, брякая раскованной подковой,

Рвет конский бок, спеша за пограничный дуб.

И Ламме отразил в поту щеки багровой,

Как в блюде, стол обжор, снег между женских