Стихи. Мелодии. Поэмы

Дун-по Су

По наитию

Голову мою весенний ветер Инеем припудрил-запушил. Так спокойно мне на мягком ложе Поболеть, не видя ни души. И, поняв, сколь сладок-безмятежен Сон у господина в добрый час, Колокол в начале пятой стражи Обошел даос на этот раз…

Цветы мэйхуа

Боятся загрустить и долго спят. Бутоны распускаются лениво. Страшатся быть холодными весной, — Не для поры цветенья — скучный вид. Но тщетно притворяются они Не мэйхуа, а персиком игривым, Не скрыть им снег, упавший на листву, Цветы холодный иней серебрит. Известно мне: когда на сердце лед, Душа весну понять уже не может. Окрасилась румянцем от вина Нефритовая

белая щека. Не знал поэт природы мэйхуа И зря себя надеждою тревожит: Ведь зеленью холодною цветы Согреть не могут сердце старика!

В Даньэр

I

Полупьян-полутрезв, У крестьян спросил: «Что со мной?» Заблудился и стал По колючим травам плутать. Но учуял я хлев — И путь отыскал домой: Дом — на запад от хлева, А потом — на запад опять…

II

Постарел Дун-по, неуклюжим стал. Что ни день — то новый недуг. Борода жидка, голова бела, — То не иней, а седина. «Не дивитесь, что щеки мои горят, — Я румян, но не так, как внук; И когда смеюсь, то грущу, смеясь, Потому что хлебнул вина!»

Вторю стихам Тао Юань-мина «Подражание древности»

Гость нежданный явился И в ворота ко мне стучится. Вот коня привязал он К растущей у дома иве. Во дворе моем пусто, Разлетелись куда-то птицы, И ворота закрыты, И гость стоит сиротливо. А хозяин за книгой Заснул, на подушке лежа… Мне во сне повстречался Мой старинный, близкий приятель, Только стук беспрерывный Наконец-то меня встревожил, Как от выпитой чарки — Не осталось от сна ни капли! Одеяло отбросив, Вскочил, чтобы гостя встретить, Стоя друг перед другом, Смущены мы сначала были, А потом, за беседой О былом и нынешнем свете, Я и мой собеседник, Мы про знатность-чины забыли… Он спросил: «Как случилось, Что в этом живете крае?» И ответил я гостю, Что причины и сам не знаю!

Вторю стихотворению Тао Юань-мина «Довольно вина!»

В год дин чоу я был отправлен в ссылку на Хайнань, а брат Цзы-ю — в Лэйчжоу; в одиннадцатый день пятой луны встретились мы и вместе добрались до места его поселения, а в одиннадцатый день шестой луны расстались на берегу моря. Я в это время чувствовал себя больным, вздыхал и стонал, и Цзы-ю не спал по ночам. И вот я продекламировал стихотворение Тао Юань-мина «Довольно вина!», а затем и сам написал, вторя поэту, строки в дар Цзы-ю на прощание, а также в знак решения не пить вина.

Видно, время приходит — Ведь ничто в этом мире не вечно! Век бывает и длинным, Но ему все же будет предел. Мы с тобою, о брат мой, Шли одною стезей человечьей И в глуши, на чужбине, В стороне оказались от дел… И опять — как печально! — Разлучает нас эта коляска, Я умчусь в ней надолго, Я и этот подросток — мой сын. Рад, что в доме твоем Есть супруга — забота и ласка, Под моею же крышей Будет светочем Будда один. Мы в долине средь гор Повстречались — и вновь расставанье! Провели неразлучно Последнюю нашу луну, Мне еще предстоит Пробираться на север Хайнаня, Как-нибудь эту жизнь Там, на острове, и дотяну… Но себя убеждаю Идти по стопам Юань-мина, Сил, конечно, немного — И все же пора прекратить… Я от хмеля больной, Мне во вред веселящие вина, Но здоровье поправлю, Если брошу немедленно пить! Я стремился к Пути, И похоже, что близок, знаком он, И его я увижу, Отогнав от очей пелену, Но отныне в обители Старца с Восточного Склона Не заставит Ду Кан Поклоняться, как прежде, вину!

Мелодии

«В какое время будет вновь чиста-светла луна?..»

В ночь Середины осени года бинчэнь веселился и пил вино до рассвета. Сильно захмелев, написал эти строфы, вспоминая Цзы-ю.

«В

какое время будет вновь чиста-светла луна?» — Спросил я синий небосвод за чаркою вина. «А во дворце, что в небесах, сегодня, в этот вечер Который год отмечен?» Мне б с ветром в небо вознестись! Там башни яшмою зажглись, нефритом купола зажглись… Но для земного холодна-морозна высь! И я танцую при луне, и пляшет тень во мгле. Что ж говорят, что мир небес не тот, что на земле? Луна обогнула терем, Она заглянула в двери, Светит — и не до сна. Не обвиняю ее, печалясь, Но почему, разлучаясь, Помним, как в небе светила луна? У смертных — радости и скорбь, разлуки — встречи вдруг, И у луны — то свет, то тень, то круг, то полукруг. Издревле так. И не дано Кому-то лишь одно. А я хочу, чтоб сотни ли луна пересекла И перед тем, кто там, вдали, Во всей красе плыла! (Мелодия «Шуйдяогэтоу»)

«Уходит солнце на закат, собрав с небес шелка…»

В павильоне внезапного ветра дарю Чжан Уо-шуаню.

Уходит солнце на закат, собрав с небес шелка, За павильоном не понять — где небо, где река. Во мне построили жилье, чтобы в окно вливалась Прозрачность — синь и алость. Я помню тот пиншаньский дом. Дремал я на подушке в нем. Цзяннань окутан был дождем. За тьмою-мглою лебедь плыл — пропал потом… Однажды за вином Старик сказал, как помню я, Что на закате вид горы — то миг небытия. Тысячи цинов шири В этом зеркальном мире, Гора — лазоревый пик. И вдруг — разыгрались волны и пляшут, А лодка их бороздит и пашет, В лодке — седой старик. Смешон Сун Юй, не распознав, хоть он ученым слыл, Какую «музыку небес» мудрец Чжуан открыл. Еще смешней «закон» такой, Что ветер — «женский» и «мужской». А есть одно: то — все и вся объемлющий простор, Что лишь стремительным ветрам Подвластен до сих пор! (Мелодия «Шуйдяогэтоу»)

«Мужской и женский — голоса. Все ближе, все ясней…»

Вэньчжун гун Оуян спросил меня: «Чей стих для лютни всего лучше?» Чтоб ответить, написал строки, противопоставив их стихам Хань Юя «Прислушиваюсь к лютне».

Мужской и женский — голоса. Все ближе, все ясней. Фонарь зажжен — и от него как будто ночь светлей. Между собой добро и зло мы делим справедливо — Как слезы, в такт мотиву… Вот в песне резкий поворот. Протяжна барабана дробь. Храбрец собою слишком горд. Путь в сотни ли — вперед, вперед… Но оглянись: вдаль облака уходят, на закат, Пылинки, небо опушив, в лазурь летят-летят… Феникс — он в мире птичьем Прекрасен и необычен, Но не поет пока. В цунь шаги на подъеме в гору: Тут — преграды, а там — заторы, Бездна в сто чи — легка… И дождь и ветер, — тяжело. И лютня не поет… В душе и «уголь раскален», и «не растаял лед». То сяду я, то поднимусь, Но с мыслями не соберусь. От струн оторваны персты, жизнь снова — как всегда: Излиты слезы, что излить Я мог вам, господа… (Мелодия «Шуйдяогэтоу»)

«Там, за воротами Ханьчжоу…»

Написано в Жуньчжоу. Для далекого возлюбленного.

Там, за воротами Ханьчжоу, Мы распрощались год назад. Как пухом тополиным — снегом был мир объят. И вот — весна уж на исходе, Летят пушинки — словно снег. Но все еще не возвратился из дальних странствий человек. Отдернув занавес, хочу с луною разделить вино. Увы, холодная роса упала на окно. Хэн Э на зависть век живут и ласточки четой. Падает луч косой На карниз расписной… (Мелодия «Шаонянью»)

«Орхидеи у гор в свежей речке ростки увлажнили…»

Прогуливался около Храма чистого источника, что на берегу речки Цишуй; за перилами храмовой постройки — ручей; он течет на запад.

Орхидеи у гор в свежей речке ростки увлажнили. На песчаной тропе — между сосен — ни грязи, ни пыли. И кукушки кукуют, и шумят на закате дожди. Кто сказал, что лишь раз в этой жизни мы молоды были? Ведь у храма на запад воды свой бег устремили, Пусть седа голова — петуха вспоминать подожди…